Петр Войцеховский - Два рассказа

— Ясное дело, на пляж. Будет солнце.

Ветер гнал по небу сизые облака, но время от времени приоткрывалось окошечко с черноморским сапфиром, может, и будет солнце.

На пляж пошли напрямик, по мостику над бульварами. Посреди мостика Сонька Лафорж остановилась. Внизу, на север, на юг — вереницы автомобилей: одни тарахтят, как старые жестянки, другие, сверкающие и шустрые, несутся наперегонки под вопли клаксонов. Сонька порылась в красной лакированной сумке. Достала маленький латунный замочек и вручила Арнольду. На, закрой. Только сейчас он заметил, что на поддерживающих перила железных балясинах висят замки и замочки — десятки, сотни. Небось, целая тонна металла. На некоторых что-то написано. Закрой, это на счастье. Ветер трепал ее волосы, мелькали цветные пряди. Он посмотрел ей в глаза, взял замочек, закрыл. У Коры на той фотокарточке глаза, как у матери. Точь-в-точь. Соня сняла с шеи пеструю косынку и повязала на голову. А где твоя шапка? Он вынул из кармана «Georgetown University» и натянул на уши. Спустились по лестнице на пляж, навстречу нарастающему шуму осенних волн. Пляж заливало; пена, бурунчики; буро-зеленая вода подхватывала мусор. Крысы убегали в заросли. Идти надо было по растрескавшейся бетонной дорожке. Сонька неожиданно заговорила по-русски, стала рассказывать про Сараево, про смерть старшей дочки. Ветер уносил слова. Она сказала, что боится этнических чисток, что эта недавняя стрельба — провокация крымских татар, но не исключено, что будет хуже. Скоро Украина должна получить обратно морскую базу в Севастополе, заканчивается контракт. А России только и нужен предлог, чтобы заварить бучу из-за Одессы, Севастополя и Крыма. Возьмут да натравят братьев на братьев, русских на украинцев. Нет, сперва украинцев на русских, надо же на кого-то свалить вину. Может дойти до этнических чисток, а хуже ничего нет. Она видела своими глазами. Сербы, мусульмане, хорваты… Наслушалась плача, сама обрыдалась. Ничего нет хуже. Надо бежать, пока не началось, потому что конца не будет. Русский флот — ржавые корыта, но ведь это черноморская легенда, черноморская слава. А кровь — смазка, политике легче ехать. Упаси Бог, но такое может случиться — здесь, в этом спокойном городе.

Он помалкивал. Пьян был в дымину. Той ночью, когда стреляли, — и ничего не знает.

Вдруг увидел, что она сходит с дорожки, бредет по песку к воде. Будто решила по Черному морю удрать из спокойной Одессы.

— Сонька, ты куда? — крикнул ей вслед. Она обернулась, по лицу текут слезы, но смеется. Он подошел. Она раскрыла ладонь, показала маленький золотой ключик — от замочка. Бросила в море. Волна залила их выше колен; не такая холодная, как он думал. Сонька протянула руку.

— А теперь ты, на счастье!

Он взял второй ключик и бросил в воду. Они молча вернулись на дорожку, но молчание продолжалось недолго: за кустами турецкой сирени их ждали. Повеяло древесным дымом, запахом жарящегося мяса.

Там был стол для пинг-понга: бетонная плита на железных ногах. Половина разбитая, обвалилась, но на другой половине — угощение. Сок в бутылках, хлеб черный и белый, икра, помидоры, мясо. Навстречу вышел высокий молодой человек в непромокаемой белой куртке с капюшоном и темных очках. Смуглый, черные дреды, нос крючком. На груди болтается фотоаппарат. Парень сверкнул белыми кривыми зубами.

— Хотел самоварчик принести, да рук не хватило. Прошу к столу!

Фотограф представился: Григор Блохер. Ели стоя, с завидным аппетитом. Из-за туч, как по заказу, вылезло солнце, и Блохер, фотокорреспондент газеты «Моряк», нащелкал прощальные снимки. В шапке, пожалста, теперь без шапки, улыбнитесь друг дружке, вот так. А потом попросил Арнольда снять пальто и снова фотографировал, уже не за столом, а около гриля. Сонька для очередных снимков тоже сняла жакет и осталась в черной кофте с большим вырезом.

Потом они помогли фотографу собрать посуду и отнести в припаркованную выше, на свалке строительного мусора, ржавую «ниву». Перед тем, как попрощаться, Сонька дала Григору деньги. Съемки закончились, солнце спряталось, похолодало. Но они пошли поверху, вдоль пляжа, под шум волн, к югу. Там всегда и вода, и песок чище. Молча шагали рядом.

— Как можно дальше, — заговорила Сонька, опять по-польски.

— Что — как можно дальше?

— Если здесь, не дай Бог, начнется. Убежала бы как можно дальше. Хоть в Лиссабон.

— От себя не убежишь, — вздохнул Арнольд и снова стал рассказывать про Яся, про «Анонимных алкоголиков», про то, что такое их двенадцать шагов и двенадцать традиций [8] В сообществах «Анонимные алкоголики» «12 шагов» — программа духовного переориентирования для зависимых от алкоголя; «12 традиций» — принципы, положенные в основу функционирования группы, способствующие ее развитию и доброжелательному общению ее членов. , которые они стараются соблюдать в Седльце и во всем мире. Он полтора года был сухой.