Уолтер Абиш - Сколь это по-немецки

Восемнадцатого, когда Ульрих прибыл в Брумхольдштейн, Франц, как обычно, вернулся в Деминг на автобусе десять двенадцать. Еще один день прошел. До завтра. Он помахал рукой водителю и как можно быстрее заспешил домой. Дорис, Дорис, позвал он, едва войдя в дом, и она прибежала с кухни, где готовила ему вечернюю чашку какао. Так приятно и полезно выпить на сон грядущий чашку какао. Я сразу засыпаю…

В чем дело, спросила она, узнав на его лице выражение бурного оживления, то знакомое выражение радостного возбуждения, которое так часто переходило в вой. Только она одна знала, что на самом деле выл он не всегда одинаково. Только она могла сразу же понять, что это за вой, и определить его причину. Только она могла прочесть на его лице, какой за этим последует вой… за этим особенно диким выражением, которое означало встречу с прошлым.

Догадайся, сказал Франц.

Харгенау, ответила она.

Он, внезапно помрачнев, уставился на нее. Откуда ты знаешь? Затем подозрительно: Он с тобой связывался.

Нет.

Сознайся. Ульрих фон Харгенау написал, что приезжает, и ты скрыла это от меня.

Нет. Он не писал. С какой стати ему писать? Ты для него не существуешь.

Ты ревнуешь, сказал он. Тебя обижают мои отношения с Харгенау. Тебя всегда это обижало.

Какао остывает.

Я не хочу никакого какао.

Ты собираешься не ложиться и выть до утра? спросила она.

Когда он приземлился в Лундхейме, ближайшем к Брумхольдштейну аэропорту, Хельмут уже ждал его. Вместе с Хельмутом была его дочь, Гизела, и Анна Хеллер, школьная учительница из Брумхольдштейна, которую он представил как большую поклонницу Ульриха. Она прочла тебя целиком, весело объявил он. Ульрих был раздражен. Зачем брат взял ее с собой? Выходя из здания аэровокзала, Анна Хеллер и Хельмут принялись обсуждать, как лучше ехать в Брумхольдштейн, и решили, что Ульриху больше подойдет живописная дорога, хотя она и на десять километров длиннее. Ульрих с неудобством расположился рядом со своей племянницей на тесном заднем сиденье нового итальянского спортивного автомобиля своего брата, и Гизела в ожидании не сводила с него глаз. Он не знал, что она будет здесь, и приехал с пустыми руками, если не считать бутылки коньяка для брата. Так они и отправились по живописной дороге, он в роли дядюшки задавал Гизеле обязательные вопросы, а она в ответ своим детским голоском без устали пичкала его информацией о своей школе, друзьях, своих планах, поездках за город, пока ему не стало нехорошо — насильно, как ему казалось, засунутому в тесную машину, которую его брат мастерски вел на высокой скорости, поддерживая при этом оживленную беседу с Анной, своей дочерью Гизелой, которую он то и дело поправлял, и Ульрихом. Анна и Хельмут наперебой обращали его внимание на живописные достопримечательности, старый замок, ветряную мельницу, обширное поместье, новый мост, и Хельмут всякий раз сбрасывал скорость, чтобы он мог кинуть беглый взгляд на то, что они показывали. Дядя Ульрих, ты такой бледный, сказала вдруг Гизела. Чем ты занимался прошлой ночью, завопил Хельмут.

Ульрих закрыл глаза. А теперь дядя Ульрих засыпает, объявила Гизела. Должно быть, съел что-то не то, объяснил Ульрих, глубоко дыша и не открывая глаз, пока Хельмут не обратился прямо к нему, объясняя, что они едут вдоль старой железнодорожной ветки, связывавшей раньше Мюнхен с Демлингом, а потом на случай, если Ульрих недопонял, добавил: Так они доставляли этих бедолаг в концлагерь в Дурсте.

Бедолаг? сказал он.

Я имею в виду евреев и всех остальных.

Дядю Ульриха тошнит, объявила Гизела.

Я так доволен, Ульрих, что ты наконец-то решил приехать, бодрым голосом проговорил Хельмут, якобы не расслышав слов Гизелы. Но Ульриху показалось, что это замечание адресовалось также и Анне. Затем, к ее, как почудилось Ульриху, явному замешательству, Хельмут сообщил ему, что будет удобнее (он подчеркнул это слово), если он, Ульрих, остановится в городе. Прежде всего, ты сможешь добраться пешком куда угодно и не будешь зависеть от машины.

Как скажешь.

Ты будешь куда более независимым. Сможешь приходить и уходить когда тебе заблагорассудится. Он обернулся и подмигнул Ульриху.

Ну конечно.

У мэра есть одно место — это меблированная квартира, предназначенная для приезжающих важных персон, и он в общем-то хочет… Нет… поправился он… Он сочтет за честь предоставить ее тебе. Сегодня вечером мы все там немножко выпьем. Затем, будто это только что пришло ему в голову: Между прочим, это ничего не стоит. Они так рады гостям… и такому известному писателю.