Ласло Варгаши - Котёл

— Русские трубят о гуманитарной катастрофе. Их фуры уже пятый день стоят у КПП.

— Пусть стоят еще месяц, до тех пор пока все, что они привезли, хоть я их об этом не просил, не покроется плесенью. Не пускать! под любым предлогом. Что хочешь делай. Пойми, если мы не победим, сорвется поход на Крым. Американский флот уже готов прийти нам на помощь. А мы застряли в Донецке. Да наплевать мне на этот Донецк.

— Мы стреляем! — повторил министр фразу, которая вывела из себя Пердуске-Хальцмана.

— Не позволю! — стукнул он кулаком по столу. — Надо не стрелять, а жечь, жечь город, ты понимаешь…сравнять оба города с лицом земли. Сам Бардак тебя будет награждать железным крестом.

— Буду стараться. Только…

— Что только, что- говори!

— Стрелять некому. Нужна мобилизация. Кроме того, целые полки переходят на сторону русских, потому что те их откармливают, а потом отпускаю по домам.

— Ты их возвращай обратно…в штрафные батальоны.

— У нас нет штрафных батальонов, батона.

— Так создай, кто тебе мешает- ты же министр обороны, а не х. собачий. А их родителей штрафуй, отбирай у них земельные участки, пусть на голодном пайке сидят. И смертную казнь надо ввести за измену Родине. Жаль, Верховная Рада ушла в отпуск.

— Есть обнадеживающая новость, батона. Теперь беженцев, которые направляются в Россию, мы отстреливаем. Мы это сваливаем на террористов, но… вчера отстреляли около трехсот беженцев, в основном женщины и дети. И нас засняли. Мы собрались догнать отщепенцев изничтожить, пленку забрать, но не получилось. Теперь жди шкандала, батона. Как вы к этому относитесь-

— Положительно, только положительно. Нечего пополнять население враждебной нам стороны. А что о нас говорят, не так важно. Мне важно только мнение Бардака, а он в отпуске.

— У Бардака тоже проблемы. Все негры восстали, застрелили одного негритоса фулигана, теперь вся Америка бунтует.

— Мы можем послать туда батальон Пипияроша для усмирения смутьянов. Ты должен будешь подготовить приказ.

— Сначала Указ, а после я уже издам приказ.

— Не возражаю, — сказал резидент. — Как только Бардак позвонит и попросит, вернее, потребует, я последнего солдата пошлю на помощь нашему неизменному дорогому другу. У тебя что-то еще-

— Так много всего было, когда я сюда ехал, а теперь…. Вы так своими умными словами все перемешали в моей голове, что я, право, не решаюсь, а то еще напортачу…

— Тогда в другой раз.

— Спасибо, господин президент. С вами легко работать. Мне с моими подчиненными гораздо труднее. Честное слово.

Президент выставил левую ногу.

— Целуй!

— О, для меня это великая честь! Тухля едва заметно покрылась пылью, счас она начнет блестеть.

Никто не испытывал таких страданий, как простые люди, не участвующие, но находящиеся в горниле гражданской войны, затеянной киевской хунтой и доставивший сюда, на донецкую землю страшное, разрушительное оружие с целью уничтожить население своей страны, которая не подчинилась хунте.

Если все горит, как высохший на солнце хворост, если разлетаются в разные стороны кирпичи зданий, если летят фосфорные снаряды, — может ли устоять человек в этом аду-

Каратели и особенно те, кто платит за каждый выстрел, за каждое разрушенное здание, за каждую голову, пытаются свернуть все беды, все преступления на несчастных, на убиенных, дескать это сепаратисты, преступники, почему они не погибли прежде, чем мы ввели танки, системы Град, прежде, чем мы стали сбрасывать на них фосфорные бомбы- Им удалось заморочить мозги части общества, которое, очевидно, под бременем страха кивает пустой головой в знак согласия и даже пищит: да, истинно так, сепаратисты.

Ополченцы — мужественные люди, они молча идут на смерть, чтоб каратели не оскверняли своими погаными душами и дикими нравами, их землю. Пердуске- Хальцман останется самым кровавым президентом в украинской истории, его поганая жидовская натура посрамит его род до десятого колена. Он и не знает об этом, ему кажется, что убивать невинных это чудесная профессия, а выполнять капризы злобного заокеанского нигера — великое благо, почти дар Божий.

Но возмездие уже начинает подкрадываться к нему, предсмертные крики детей и матерей скоро лишат его сна.

А пока он занят мыслями о параде победы в Киеве, он не понимает, что это парад крови собственного народа, парад гибели детей и матерей, и что матери виноваты перед государством так же, как и их грудные дети. Для безмозглого убийцы само убийство это игра мускул, это радость и само возвышение в собственных кровавых глазах.