Анатолий Вишневский - Жизнеописание Петра Степановича К.

Дуже шкодую, що не зміг приїхати, хотілося побачити і батька, і всіх вас. Як він? Останній раз, коли я його бачив, мені здалося, що він сильно здав. Я вкладаю фотокартку наших онуків для нього, на звороті я написав йому кілька слів. Скажи батькові, що коли я одужаю, приїду побачитися.

Дома у нас майже без перемін, але життя проходить швидко і безбарвно. Лякали, що з Нового року пенсіонерів будуть витурювати, алемене поки залишили, і я продовжую їздити на працю. Що стосуϵться повсякденного життя, то я його весь час порівнюю з найтяжчими роками і знаходжу, що ми живемо чудово. Головне, що ϵ хліб і сіль.

До політики я втратив майже всяку цікавість. Всі брешуть, і кінця цьому не видно. Що насчекаϵ далі, не маю ніякого уявления. Схоже, що нас знову погонять до комунізму, а спереду будуть комуніcmu, на цей раз з попами. Ззаду будуть теж вони, але з гвинтівками. В дорозі до комунізму, напевно, їсти буде нічого. Наїмось, коли дійдемо…

Національного відродження ми навряд чи дождемось. Дозволили на зупинках в метро у вас об'являти їх назви українською мовою – і це вже дуже багато. Думаю, що на цьому окозамилюванні все і скінчиться. Залишки української особистості будуть розтоптані. Ще деякий час буде розігруватися комедія з суверенитетом, a modi заглухне i це. А може, ще буде якась несподіванка, і життя потече в інший бік? Подивимось.

Гадаю, що від наших поглядів і прагнень нічого не залежить. Всі подiї проходять, не торкнувшись рядового громадянина. Кажуть, що скоро буде референдум. Мабуть, це буде якесь наступне шарлатанство. Сьогодні слухав виступ Олени Боннер. Вона говорила коротко, але розумно. Каже, що всім вчинкам наших керівників передуϵ брехня і радить бойкотувати референдум. Як думает mu? [29]

12 февраля был рабочий день, поэтому решили отметить день рождения в следующий выходной. В воскресенье утром Петр Степанович зашел в комнату старшего сына.

– Лида сказала, что вы хотите сегодня праздновать мой день рождения. Давай отменим это дело. Не такое важное событие. И где взять столько продуктов? Это ж надо в очередях стоять!

– Да ты уже говорил, папа. А потом согласился. Все уже куплено.

– Не помню, чтобы я соглашался. У нас разговора об этом не было.

Старший сын Петра Степановича давно уже старался поменьше общаться с отцом – всякий раз на него накатывала волна раздражения. А чего, собственно, раздражаться? Еще неизвестно, каким ты сам будешь, приведись тебе дожить до девяноста пяти лет, может, совсем выживешь из ума. Даже точно выживешь!

Рассуждал он, как видим, правильно, а толку от этого не было никакого, характер, мы же знаем, у него был очень вспыльчивый. На вопросы отца он обычно отвечал саркастически, но кратко, чтобы не разогреться до вспыхивания. Отец на долгих разговорах не настаивал, а обижался он на сарказмы старшего сына или нет, тому было неизвестно, а нам – тем более.

В этот раз обошлось без сарказма, день рождения все-таки, но не без обычной краткости. Старшему сыну Петра Степановича позарез нужно было к понедельнику написать отзыв на диссертацию, и сделать это надо было до обеда, пока не сядут за стол. Не подводить же диссертанта из-за своих домашних дел! Он еще смотрел на отца, а вполглаза уже в диссертацию.

Петр Степанович потоптался посреди комнаты.

– Ну как знаете, вам виднее. Я вот хотел тебе рассказать, мне сегодня интересный сон приснился. Тебе как человеку, связанному с космическими полетами, должно быть интересно.

Этого только не хватало!

– Может, ты потом расскажешь, папа?

– Потом я забуду.

Пришлось слушать, нельзя было обидеть отца в этот день.

На праздничный обед в честь Петра Степановича, пришли внуки. Олег, муж внучки Лены, с которым у Петра Степановича еще со времен его больничной эпопеи, сложились почти приятельские отношения, спросил:

– Петр Степанович, вы прожили почти целое столетие. Какой кусок вашей жизни кажется вам самым лучшим?

Петр Степанович задумался. При всей его забывчивости, касавшейся недавних событий, давние он помнил хорошо, нередко до деталей, до отдельных звуков и запахов. Но только отдельные события – перебрать в памяти все пережитое у него не получалось, он быстро уставал, мысль отвлекалась на что-то другое. Сейчас вдруг в памяти всплыла та давно забытая, казалось, зимняя лунная ночь, когда он ехал на санях с вечеринки райсельхозсоюза и ощущал себя частью мироздания, и она вспомнилась в мельчайших подробностях, и звездным небом, и запахом овчины от полушубка, от бараньей полости, и лаем выбежавших его встречать собак, и какими-то необыкновенными ожиданиями, и чувством, что ты хозяин в этой жизни…