Виктор Дьяков - «Тихая» дачная жизнь

— Ой, да что же вы стоите в дверях? Проходите. Хорошо, что вы к нам вот так… А то уж который год соседствуем и не зашли ни разу…

Неприглядная, но по всему доброжелательная хозяйка стала уговаривать немного подождать и поужинать с ними. Но Сурин, с трудом сдерживая гримасы от нездорового духа, исходящего из недр этого жилища, вежливо отказался:

— Спасибо, но мы… вы извините, но нам хотелось бы поговорить, как бы это… с вашим мужем и сыновьями.

Хозяйка испуганно‑непонимающе взглянула на хмурого, явно испытывающего какую‑то внутреннюю боль мужа, на виновато прячущих глаза детей…

— Ладно… ступай на кухню, вишь людям нам что‑то сказать надо, — довольно бесцеремонно "осадил" жену хромой, и та, прижав ладонь ко рту, и с выражением обычно предваряющим рыдания, попятилась из комнаты.

— Вот что Коль, — Сурин хоть и не был до сих пор тесно знаком с соседом, но его имя знал и потому заговорил без промежуточных церемоний, — ты в курсе, тут третьего дня наши пацаны подрались?

— Что?… — Хромой перевёл сумрачный взгляд с Сурина на сыновей, и те, стоя рядом, словно под тяжестью его взгляда стали ёжится и как будто уменьшаться, вростать в пол… особенно старший, у него явно подгибались колени.

Антон изумился, он не ожидал, что эти пацаны‑оторвы так боятся своего отца‑инвалида. Сурин, напротив, остался доволен этим обстоятельством, ибо ожидал обратного, что в этой семье царит анархия, и мальчишки не в грош не ставят родителей. Нет, в этой семье имелся настоящий глава, хоть и не очень положительный, но, похоже, пользовавшийся непререкаемым авторитетом.

— Ты Коль так на своих ребят не смотри. Они тут… в общем вина тут поровну и синяки тоже. Я не разбираться пришёл, а мирить наших парней. Зачем нам эти разборки, тем более рядом живём. С этими словами Сурин извлёк из глубокого кармана бутылку "Гжелки", которая до сих пор хранилась у них на "всякий случай". — Я думаю нам с тобой надо выпить за знакомство, правда с опозданием, ну и за то, чтобы наши пацаны друг‑дружку больше не лупили. Пусть руки пожмут и на этом инцидент исчерпан. Как думаешь?

Напряжение, буквально пронизавшее всю бедную квартиру, сразу спало. Старший сын хромого Володька, сообразив, что отец Антона или не знает, или не хочет говорить его отцу, то из‑за чего конкретно возникла драка… Он с готовностью сделал шаг к Антону и протянул руку. Ну а Хромой чуть не сиял от восторга:

— Ну что ж… это конечно… это можно… это правильно. Как там тебя… Алексей… это ты верно рассудил. Чего там… мало ли что… ну подрались… Эй Вер… мать, неси закусь нам… А вы ребята, давай на воздух, там крепче помиритесь… а мы тут…

Ваха умчался в Москву, там ему предстояло срочно раздобыть деньги, потому что «профессионалы», которые должны были прибыть с чеченских гор, хоть и не очень дорого брали за помощь в таких делах, как осуществление кровной мести чеченцами русским, но совсем задаром помогать не станут. Таким образом, несколько тысяч баксов Вахе предстояло достать. Вообще‑то «профессионалы» ехали в Москву с другими целями, на них возлагалась задача «выбить» долг из коммерческого банка, который до девяносто девятого года пребывал под чеченской «крышей». После начала боевых действий, когда «крыша» убыла воевать с русской армией, банк воспользовался этим и перестал платить «дань». Московские чеченцы несколько раз напоминали им, вежливо, потом подбросили руководителям банка в почтовые ящики фотографии их детей, причём у мальчиков были перечёркнуты красным фломастером шеи, а у девочек… места ниже животов. Но банкиры, обнаглев от побед русских солдат в Чечне, вместо того чтобы раскошелиться отнесли эти фото в милицию…

Как и ожидалось, отправителей "красноречивых" фото не нашли. Но собственными силами "наезжать" на банк было рискованно. Решили поступить, как обычно в период "боевых действий", не подставляя "москвичей" поручить всё "выездной бригаде". На "командировочных" возлагали и ещё задачу помимо "устрашения" банка, пугнуть заодно азеров, хозяев тех рынков, кто забывает вносить "пожертвования" в дело святой борьбы чеченского народа с Россией во благо всей кавказской нации. В общем, в такой ситуации Вахе было непросто уговорить "командировочных" ещё и прихватить с собой в обратный путь целую русскую семью. Тут даже деньги могли не помочь. Но Ваха, увидев с чердака полуобнажённую жену своего кровника, уже не мог мыслить благоразумно, всё вытеснило необузданное желание. Он "горел" этим желанием, все его мысли "заполнило её тело". Европейцу обычно чуждо такое "затмение разума", для многих кавказцев умопомрачительная тяга к "белой женщине" — дело обычное.