Михаил Барышев - Вороний мыс

Валетом вроде новый инспектор хорош, а вот тузом он сгодится ли?

Кое-кто, видно, решил, что не так страшен черт, как его малюют. И когда подошло время путины, в вечерние и сумеречные часы на реку из боковых протоков и ериков стали выскакивать верткие моторки и неприметно выползать бударки, уключины которых были предусмотрительно обернуты мокрой мешковиной.

Тут инспектор Одинцов и показал маячинцам собственный характер.

Первым в его руки угодил Василий Бреев, детина ростом с добрый карагач. Приглушив мотор катерка, инспектор подплыл к бударке Бреева в тот момент, когда тот выпутывал из сети метрового осетра, и попросил предъявить рыболовный билет. Разрешения у Бреева не оказалось.

— Чалься за меня, — приказал инспектор и привел бударку Бреева к маячинскому дебаркадеру. Здесь он по всей форме составил протокол, конфисковал у моториста добытого осетра, новенькую капроновую сеть и наложил семьдесят рублей штрафа.

— Помене бы, товарищ инспектор, штрафу дали, — попросил он, расстроенно моргнув белесыми ресницами. — Не осилю столько… Не на продажу ведь ловил. И за сеть надо с добрыми людьми рассчитаться.

— Скажешь, кто сеть дал, сбавлю штраф.

— Мой грех, инспектор, других марать не стану. У нас такого не водится, — хмуро ответил Бреев. — Я по-людски тебя прошу, а ты меня на пакость сбиваешь. Не круто ли гнуть начал? У каждой палки два конца.

— Пуганый я уже, Бреев, — коротко усмехнулся Степан. — Все равно узнаю, где сеть добыл.

— Моя сеть… Полная моя собственность. Так в своем протоколе запиши и больше этого предмета не касайся.

Когда инспектор велел нарушителю отнести на приемку конфискованного осетра, Бреев вдруг налился темной кровью, ожег Степана бешеным блеском вмиг поседевших зрачков и заорал на все село:

— Сам волоки! Тащи рыбину на собственной хребтине, а меня не касайся! Не обязан я таскать… Понасажали вас на рыбацкую шею! Возле реки живем, а свежей ухи нельзя попробовать… Все равно вам на сторону меня не своротить. Как ловил, так и буду ловить.

Бреев плюнул под ноги инспектору, выматюгался длинно и зло и ушел от дебаркадера.

Одинцов передал материалы о случившемся в товарищеский суд для общественного воздействия на упрямого Бреева.

Не один Бреев решил для себя, что «как ловил, так и ловить буду».

Вот вчера вечером, объезжая «плав», инспектор увидел крашенную в неприметный темно-свинцовый цвет моторку, которая, держась в тени камышей, быстро шла сверху. Одинцов хотел поближе рассмотреть проезжающих, но моторка легко прибавила ход и скрылась от инспектора за поворотом. Вроде и ничего особенного в том не было — мало ли моторок проезжает по реке. Но чутье подсказало инспектору, что не зря объявилось возле тони шустрое суденышко, и Одинцов стал засадой в дальнем конце «плава», где начинались запретные для промысла места.

Ночь выдалась тихая и ясная. Свирепая комариная ночь. Летучее волчье племя без жалости грызло Степана, затаившегося в камышах.

Моторка больше не появилась, и, поругивая себя за излишнюю подозрительность, Одинцов, не сомкнувший глаз ни на минуту, утром возвратился в Маячинку.

Усталый и постаревший, с набрякшими мешочками под глазами, он тащился сейчас в свою неприютную нору и думал, что предстоит сделать кучу обременительных дел: снять одежду, вскипятить на электроплитке чай, помыть посуду, разобрать постель, выпить лекарство и лечь спать, зная, что все равно не уснешь в дневном напряженном свете, в живых движениях и шуме голосов, пробивающихся в конторку. Закутайся хоть с головой одеялом, все равно не спрячешься от тоски в своем непоправимом сиротстве, от одиночества в бойкой толчее людей.

Возле мостика через протоку Одинцов встретил колхозного бухгалтера Фильченкова. Степенного, в пожилых уже годах человек, с коротким телом и коротко стриженной головой с приметной седловинкой посредине.

— С дежурства, Степан Андреевич? Ну как, прихватил сегодня карасиков?

— Попусту съездил… Моторочка тут вечером возле тони хвостом вильнула…

— Как золотая рыбка, — засмеялся Фильченков и вынул сигареты. — Теперь хвостами вилять научились. Особенно женское племя… Покурим за компанию.

— Покурим, Валентин Павлович, — согласился Степан, угощаясь сигаретой. — Ушла та моторка… Знатный ход имеет.

— Не зря, видно.

— Конечно, не зря, — подтвердил Одинцов, глубоко затягиваясь, чтобы прогнать дремотную пустоту в голове. — Попусту ночь проваландался.