Джон Кракауэр - В диких условиях

К тому моменту, когда я взобрался на вершину ледопада и вышел на пустое, продуваемое всеми ветрами ледниковое плато, уже почти наступила ночь. В состоянии глубокого шока, промерзший до костей, я постарался уйти подальше от края плато, чтобы не слышать шума ледопада, поставил палатку, залез в спальный мешок и, дрожа всем телом, погрузился в тревожный сон.

На Стикинской ледниковой шапке я планировал провести от трех недель до месяца. Мне совсем не улыбалось тащить на своем горбу четырехнедельные запасы еды, тяжелое туристическое и альпинистское оснащение через весь Байрд, и поэтому, будучи в Питерсберге, я заплатил все оставшиеся у меня полторы сотни долларов местному полярному пилоту, чтобы он прилетел и сбросил шесть больших картонных коробок с припасами и оборудованием, когда я доберусь до подножия Пальца. На его карте я указал точку, в которой буду находиться, и попросил дать мне трое суток на дорогу. Летчик пообещал подождать три дня, а потом прилететь и сбросить ящики, как только позволит погода.

Шестого мая я разбил основной лагерь на шапке ледника к северо-востоку от Пальца и стал дожидаться самолета, но ближайшие четыре дня шансы на его появление были почти нулевыми из-за сильного снегопада. Слишком боясь угодить в скрытую расщелину, я не отходил далеко от лагеря и почти все время лежал в палатке (потолок у нее был очень низкий и сидеть внутри не получалось), борясь с нарастающим хором сомнений.

С каждым проходящим днем я беспокоился все сильнее и сильнее. У меня не было ни рации, ни какого-то другого средства связи с внешним миром. На Стикинскую ледниковую шапку много лет никто не заходил и, скорее всего, еще много лет не зайдет. У меня почти закончилось топливо для плитки, а из еды остался только кусок сыра, пачка лапши быстрого приготовления и половина коробки кукурузных палочек со вкусом какао. Если уж припрет, думал я, все это можно будет растянуть дня на три-четыре, но что делать потом? Спуститься на лыжах вниз по Байрду и добраться до залива Томас я смогу за пару суток, но там мне, возможно, придется ждать с неделю, а то и больше, пока мимо не пройдет рыбацкая шхуна, способная доставить меня в Питерсберг. Лесники, с которыми я прибыл сюда, разбили лагерь в двадцати с лишним километрах вниз по практически непроходимому берегу, и добраться до него можно было только водой или воздухом.

Вечером 10 мая, когда я ложился спать, на улице по-прежнему валил снег и дул сильный ветер. Через несколько часов мне вдруг почудилось, что я услышал какой-то совсем слабый, как комариный писк, звук с неба. Я кубарем выкатился из палатки. Облака сильно поредели, но самолета нигде видно не было. Тем не менее, я снова услышал какое-то жужжание, но на этот раз оно звучало гораздо сильнее. И тут я его увидел: на западе, высоко в небе, появилась и стала медленно приближаться крошечная красно-белая точка.

Через несколько минут самолет пролетел прямо у меня над головой. Тем не менее, пилот, судя по всему, не привык летать над ледниками и поэтому сильно ошибся с масштабами местности. Опасаясь, что на слишком малой высоте его может бросить на землю неожиданным турбулентным потоком, он оставался на высоте трехсот с лишним метров, одновременно с этим считая, что земля находится прямо под брюхом его самолета. В результате моей палатки в слабом вечернем свете он увидеть просто не мог. Кричать и махать ему руками тоже было бесполезно, так как с высоты, на которой он находился, меня было не отличить от груды камней. Он где-то с час кружил над ледником, безуспешно высматривая меня на его поверхности. К чести летчика, он понимал, в каком серьезном положении я, должно быть, нахожусь, и сдаваться не собирался. Находясь на грани отчаяния, я привязал спальный мешок к концу одной из алюминиевых штанг и начал размахивать им что есть силы. Самолет заложил крутой вираж и направился прямо на меня.

Пилот трижды провел свою машину прямо над моей палаткой, и на каждом круге выбросил по две коробки. После этого самолет скрылся за горами, и я остался один. Когда над ледником снова повисла тишина, я почувствовал себя брошенным, совершенно беззащитным и потерянным. Я внезапно сообразил, что обливаюсь слезами. Смутившись, я прекратил причитать и начал выкрикивать грязные ругательства, пока не сорвал голос.

Одиннадцатого мая я проснулся рано. Было ясно и относительно тепло, наверно, около минус пяти по Цельсию. Удивленный хорошей погодой и морально неготовый к началу восхождения, я, тем не менее, торопливо собрал рюкзак, встал на лыжи и начал двигаться к подножию Пальца. За две предыдущие экспедиции на Аляску я четко уяснил, что редкий день идеальной погоды впустую тратить просто нельзя.