Вильям Козлов: Волосы Вероники

— Это вечность,— улыбнулась она.— Если бы я обнаружила на небе новое созвездие, я назвала бы его твоим именем… Созвездие Георгия Шувалова. Звучит?

— На чем ты приехала? — озираясь, поинтересовался я. Ни одной машины не было видно, да я и не слышал, чтобы она где-нибудь рядом остановилась.

— Я пришла.

— Оттуда? — кивнул я на небо.

— Громовержец Зевс поселил там только Волосы Вероники,— сказала она.— А где же твой звездолет?

— Он мог приземлиться только на Дворцовой площади.

— И что это на меня сегодня нашло? — Она пристально посмотрела на меня.— Я, наверное, испортила тебе праздник?

— Мой праздник только начинается,— сказал я.— Ты — праздник, который всегда со мной…

— Хемингуэй имел в виду не женщину, а Париж,— улыбнулась она.

— Здравствуй, Вероника! — сказал я.

— С Новым годом, дорогой!

Мы поцеловались. Она провела ладонью по моим волосам.

— Холодные… Ты не простудишься?

Я тоже дотронулся до ее головы, волосы были гладкими, теплыми.

— Волосы Вероники…

И тут на меня нашло: я стал показывать и называть ей созвездия, рассказал о Веронике, даже прочел глупые стишки про медведицу. Она смотрела на меня глубокими блестящими глазами и улыбалась. Когда я умолк, она заметила:

— Ты не терял даром времени!

— Что мы стоим? — Я сбросил с себя теплую куртку с капюшоном, расстелил на каменной ступеньке, достал из сумки шампанское, чашки, апельсины.

— Ты с ума сошел! — рассмеялась она.— Пить тут на глазах всего города?

— «Город уши заткнул и глаза закрыл…» — пропел я, подражая Высоцкому.

— А они? — кивнула она на небо.

Гулкий хлопок, немного погодя где-то внизу глухо стукнулась о тротуар белая пробка.

— Пусть звезды смотрят,— сказал я.— А куда луна подевалась?

— Ей стыдно за нас…

— Неправда! В мире столько влюбленных, что бедная луна носится по небу как угорелая, ей нужно ко всем поспеть!

Залпом выпив из чашки обжигающий холодный напиток, я обнял ее и стал целовать в сладкие от шампанского губы.

Потом мы, взявшись за руки, побрели на Дворцовую площадь, там уже гуляли несколько пар. Стоя на каменной ступеньке Александрийской колонны, длинноволосый, издали похожий на молодого Гоголя, парень проникновенно читал Блока:

Он читал хорошо, этот парень, в сумраке похожий на Гоголя. Тоненькая девушка в длинном пальто подняла вверх бледное личико и влюбленно смотрела на него.

— А ты мог бы так? — Вероника смотрела на меня. И ее глаза на похудевшем, как мне показалось, лице были огромными.

Здесь, на Дворцовой площади ветер гонял по поблескивающей наледи чуть заметную поземку. С крыши Зимнего дворца на нас взирали скульптуры богов и богинь. На их плечах, головах, в складках ниспадающих одеяний белел налипший снег.

— Я все сегодня могу,— сказал я.— Даже взобраться на самый верх колонны… Попрошу ангела чуть подвинуться и стану рядом с ним. Хочешь?

Я и впрямь двинулся было к колонне, но она удержала за рукав.

— Я верю,— сказала она.

— Как ты разыскала меня? — наконец задал я ей мучивший меня вопрос.

— Ты оставил мне свой телефон…

Этого я не мог вспомнить.

— Когда я к тебе приезжала в это…

— Кукино,— подсказал я.

— Ты пальцем написал на стекле машины свой телефон,— пояснила она.— Я запомнила.

— Но телефон-то моего приятеля Боба Быкова я тебе не записал!

— Я позвонила тебе домой, чтобы поздравить с Новым годом, очень милый девичий голос сообщил мне, что ты в гостях, и продиктовал номер телефона.

Варька! Но почему она дома? Говорила, что будет встречать праздник в Репине…

— О чем ты задумался? — не укрылось мое смятение от нее.

— Ты разговаривала с моей дочерью,— сказал я.— И эта противная девчонка влюблена…

— Ты должен радоваться!

— Мне не нравится ее избранник.

— Нравился бы ей, а ты тут при чем?