— Верно,— согласился я.
— Вы это серьезно намерены мне войну объявить?
— Это громко сказано,— скромно заметил я.— Всего-навсего хочу предложить руководству института убрать вас из моего отдела. Мне надоело, уважаемая Евгения Валентиновна, переводить за вас английские тексты. У меня своей работы по горло… Ну какой мне прок держать в отделе сотрудницу, которая числится переводчицей, а занимается черт знает чем, только не переводами? Раньше вы хоть половину своей работы делали, а теперь вас в редакторской целыми днями не видно.
— У меня сейчас более важные дела,— сказала она.
Но в голосе ее уже не было прежней убежденности.
— Кстати, почему вас не избрали председателем профкома? — полюбопытствовал я.
— Тридцать голосов было против,— ответила она.— Наверное, вы тоже проголосовали против меня?
— Что вы! — искренне воскликнул я.— Я обеими руками голосовал за вас.
— Председателем меня не избрали, но в профкоме-то я осталась,— сказала она.— И возглавляю ответственный сектор.
— Я бы ничего не имел против, если бы вы совсем в местком перебрались,— вздохнул я.
— Вот что, дорогой Георгий Иванович,— навалилась она могучей грудью на край письменного стола и вперила в меня взор своих голубоватых холодных глаз.— Свалить меня вам не под силу, зарубите это на носу!
Я поморщился, но промолчал, мне хотелось дослушать ее до конца. Она не спеша закурила новую сигарету, выпустила толстую струю дыма, на этот раз немного в сторону, и продолжала:
— Мои общественные дела сейчас гораздо важнее переводов, и начальство об этом прекрасно осведомлено…
— Какое начальство? — насмешливо поинтересовался я.— По наивности, я считал, что вы мне подчиняетесь.
— Вы всегда несерьезно относились к общественным обязанностям,— перешла она в наступление.— Помните, на парткоме упрекали вас, что в выборную кампанию вы недостаточно проявили себя?
— Кого мы выбирали? — спросил я.
— Нашего районного судью,— отрезала Грымзина.— Пять избирателей не явились к урнам на вашем участке.
— У вас потрясающая память! — восхитился я.— Только мы несколько отвлеклись от темы: мы сейчас обсуждаем ваше поведение.
— Меня незачем обсуждать,— заявила она.— Все ваши претензии ко мне обращайте непосредственно к руководству института — это они меня уполномочивают заниматься институтскими делами…
— Кто именно? — спросил я, хотя отлично знал, что она послушно выполняет волю Скобцова.
— Вы знаете, где я сегодня была? — не удостоив меня ответом, гремела она.
— Представления не имею.
— Я была в райкоме партии у первого секретаря, потом — в обкоме профсоюза у самого товарища Толстых!
— А кто это? — задал я наивный вопрос.
— Что с вас взять, если вы даже не знаете самого товарища Толстых…— презрительно усмехнулась Грымзина.
— Это, конечно, большая оплошность с моей стороны,— сказал я,— но мы опять уклонились от главной темы нашего разговора… Если так будет и дальше продолжаться, вы, пожалуй, убедите меня, что из отдела нужно уходить не вам, а мне?
— Такое тоже может случиться,— многозначительно заметила Грымзина.
Но мне уже надоело с ней миндальничать, наглости и хамства Коняге не занимать!
— А пока этого не случилось, я с сегодняшнего дня официально отстраняю вас от работы в отделе. Это, правда, формальность, вы уже давно сами устранились… Уволить вас, как вы сами понимаете, я не имею права, но ходатайствовать об этом перед руководством института я буду. И нынче же.
— Ох, как вы еще об этом пожалеете! — Поднялась она с кресла с пунцовым лицом. Глаза ее стали маленькими, злыми. Сигарету она небрежно запихнула в стаканчик с карандашами, стряхнула пепел со свитера, паркет застонал под ее тяжелыми шагами, когда она направилась к двери.
— Все материалы, пожалуйста, передайте Уткиной,— спокойно сказал я ей вслед.
— Я вас считала умнее, товарищ Шувалов,— с нотками сожаления в голосе произнесла она.
— Я даже этого не могу вам сказать,— улыбнулся я, а в душе упрекнул себя, что унизился до дешевой пикировки с подчиненной… Вот уж поистине юмор на уровне: «Сам дурак!»
Дверь с треском захлопнулась, мои бедные амурчики над нею вздрогнули, что-то упало на пол, наверное кусочек штукатурки.
Она ушла, а я задумался: откуда у человека такая уверенность в себе? Неужели Евгения Валентиновна всерьез думает, что сможет на законных основаниях отстоять свое «право» ничего не делать в отделе? Даже ее благодетель Скобцов и тот вряд ли сможет ей в этом отношении чем-либо помочь. Разве что переведет в другой отдел, но ведь и там нужно работать? Кому из сотрудников приятно видеть, что их коллега всячески уклоняется от непосредственного дела якобы ради общественных обязанностей?
Читать дальше