Вильям Козлов - Волосы Вероники

— Вас! — вырвалось у меня.

— Ну вот, начинается…— сухо сказала она.— Телефон? Адрес? Или свидание на ступеньках городской Думы?

— Можно, я потрогаю ваши волосы? — и, не дожидаясь ее согласия, в обе ладони взял теплую тяжелую черную прядь.

— А теперь до свидания, Георгий…— Она сдержалась и не назвала меня по отчеству.

— Приезжайте, Вероника,— сказал я.— Ну что вам стоит? Это так близко отсюда. Деревня Кукино.

— Вы смешной, Георгий,— улыбнулась она. И эта улыбка была очень хорошей. Доброй и немного грустной.

«Жигули» рванулись вперед, а я столбом стоял на дороге и смотрел вслед. Я еще видел через заднее стекло, как на освободившееся переднее сиденье, поближе к хозяйке, перебрался Джек. В этом месте шоссе взбирается с холма на холм, машина скоро провалилась в глубокую ложбину, через некоторое время, уменьшившаяся вдвое, возникла на бугре и, блеснув никелированным бампером, совсем скрылась из глаз. С холма степенно спускался рефрижератор. Издали он напомнил соединенные вместе два спичечных коробка.

Наверное, я долго стоял на обочине, не слыша и не видя машин, проносящихся мимо. Я пребывал в каком-то странном состоянии: мне почудилось, что я отчетливо вижу на солнечном небе созвездие Волосы Вероники.

— Садись, подвезу,— вывел меня из забытья голос шофера, притормозившего рядом свой «КамАЗ». Белые зубы шофера сверкнули в улыбке.— Тебе туда? — кивнул он в сторону Ленинграда.

— Разве ее теперь догонишь? — вздохнул я.

— Кого? — улыбался словоохотливый парень.— Если я раскачаю свою старушку — сто десять выдает.

— Ты знаешь, где находится созвездие Волосы Вероники? — спросил я.

— Никак на солнце перегрелся? — озадаченно по смотрел на меня шофер.— Печет, как в Африке.

Посмеиваясь, он поехал дальше, а я завернул в закусочную, стоявшую на развилке двух дорог. Есть не хотелось, да и несколько бутербродов с засохшим сыром не способствовали пробуждению аппетита. Буфетчица сказала, что до Кукина двенадцать километров: шесть по асфальту, а остальные шесть по проселку. Автобус туда ходит два раза в день. Вечерний уже ушел, теперь надо ждать до утра.

Я вышел на узкое заасфальтированное шоссе, оно было в выбоинах с аккуратными квадратными дырками, видно, дорожники подготовили к ремонту. Вдоль шоссе тянулось поле с цветущей гречихой. Над ним стоял гул. Я не сразу сообразил, что это пчелы собирают нектар с красноватых невзрачных цветов. За полем на холме открывалась небольшая деревушка, посередине которой царствовал великан дуб, а еще дальше, сливаясь в сплошную зеленую массу, виднелась зубчатая кромка соснового леса. Над ним, растолкав кучевые облака, набухала синяя туча. Ласточки низко проносились над дорогой, их крик еще нежно звенел в воздухе, а птиц уже было не видно. Впереди маячила деревянная тригонометрическая вышка. Снизу она была широкой, а кверху суживалась и заканчивалась остроконечным шестом, казалось уткнувшимся в середину белого облака.

Я шагал по пустынной дороге, непривычно чистый для горожанина воздух с давно забытыми запахами цветущих медоносных трав, высушенного сена и озерной свежести кружил, дурманил голову. Хотелось свернуть на обочину, плюхнуться навзничь в невысокую гречиху и долго лежать, бездумно глядя в синее небо и слушая пчелиный гул.

Это такая редкость теперь: пустынная дорога, живописная природа, высокое чистое небо над головой, первозданная прозрачная тишина и ты. Меня стало охватывать чувство слитности с окружающей природой. Вдруг ноги в туфлях властно запросили свободы, я присел на черный неровный камень и разулся. Давно я не ступал босыми ступнями по земле. Первое время малейший камешек, сучок заставлял меня подпрыгивать и поджимать ногу, потом стало легче, и скоро я уже не замечал, что иду по дороге босиком, а связанные шнурками полуботинки болтаются на плече. Увидев высокий розовый цветок, я нагнулся над ним и долго с удовольствием вдыхал слабый аромат. Небольшая ящерица грелась на плоском камне и бесстрашно смотрела на меня. Белые и коричневые бабочки перелетали дорогу, садились на асфальт и снова взлетали. Где-то в кустарнике мелодично тренькала невидимая птица. Густой гул шмеля ворвался в уши и так же скоро оборвался: шмель нырнул в гречиху. Когда позади послышался шум приближающейся автомашины, я не стал поднимать руку. Эти двенадцать километров я пройду пешком. И пусть туча над тригонометрической вышкой соберется с силами и разразится надо мной обильным дождем. Он смоет с меня городскую пыль, и я пришлепаю босиком в деревню чисто умытый хлесткими серебристыми струями.