Я мог бы многое сейчас сказать ей, но есть слова, которые всем известны и которые произносятся с тех самых пор, когда человек впервые заговорил. Они удивительно просты, и вместе с тем в них — огромный смысл, который вмещает в себя все наше мироздание.
— Я люблю тебя, Вероника.
Я видел, как из глубины ее расширившихся глаз пришло сияние. Так в ночи вспыхивает чуть заметный огонек, а потом разгорается, становится все ярче. И я понял, что сказал ей именно те слова, которые нужно.
Мы лежали на узком диване в ее комнате. Здесь, кроме дивана, письменный стол и застекленные книжные секции. Над дверью осенний пейзаж, написанный маслом: луг с пожелтевшей травой, вереск и кромка леса. В центре стог сена с приподнятым ветром куском толя сверху. Минорная такая картинка.
Вероника гладит кончиками пальцев мою грудь, глаза ее устремлены в потолок, длинные черные ресницы не шелохнутся, губы полураскрыты, и я вижу белую полоску ровных зубов.
— Почему я раньше не позвонила тебе? — говорит она.— Я даже попыталась забыть номер твоего телефона, но он не забывался… Это судьба, Георгий?
Я какое-то время озадаченно молчу, потом говорю:
— Я знал, что мы встретимся. Мы просто не могли не встретиться.
— Не могли,— шелестящим эхом откликается она и поворачивает ко мне белое лицо с блестящими глазами: — Я чего-то боялась… Даже не тебя, а, скорее, себя. И вообще, я тогда всех мужчин ненавидела.
— А я — женщин,— говорю я.
— Какие мы с тобой дураки, да? — целует меня она. Я, не двигаясь, смотрю в потолок.
— И много ты знала… мужчин?
— Ты — третий…
— Кто же был второй? — ревниво спрашиваю я.
— Леша… то есть Новиков,— поправляется она.
— А первый? — настаиваю я.
— Первый мог бы быть моим мужем,— помолчав, отвечает она.— Но не стал.
Я молча жду. И сказать, что, кроме любопытства, я больше ничего не испытываю, было бы неверно.
— Где он? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.
— Он умер,— отвечает она и после продолжительной паузы добавляет: — Никогда не спрашивай про него… Ладно?
— Ладно,— отвечаю я.
— Георгий, я с ужасом думаю о том, что мы могли бы тогда у Средней Рогатки и не встретиться,— говорит она.— Я не хотела ехать в Москву, это он, Новиков, настоял…
— Не он — сам бог руководил нами,— убежденно отвечаю я.
Ведь я тоже мог уехать на поезде… И вся моя жизнь была бы лишена смысла. Я бы, конечно, жил и работал, встречался с женщинами, но никогда бы не испытывал того прекрасного чувства, которое теперь постоянно со мной. И эту радость подарила мне Вероника. И я готов был все сделать для нее. Достать с неба ту самую таинственную звезду, о которой она что-то собирается написать…
— Как бы я тогда жила? — будто отвечая моим мыслям, произносит она.— Боже, какое счастье любить! Скажи мне…
— Я тебя люблю, люблю, люблю…— говорю я.— Одну тебя, на всю оставшуюся жизнь!
— Вечной любви не бывает,— вздыхает она.— Как не бывает бессмертия.
— Любовь бессмертна,— возражаю я.— Перед любовью бессильны ужас и мрак смерти.
— Это твоя мысль?
— Все мои мысли, Вероника, растворились в тебе,— улыбаюсь я.— А это сказал Ибсен.
— Ну почему так все в жизни получается? — помолчав, печально говорит она.— Встречаешь мужчину, кажется, что он и есть тот самый, единственный, выходишь за него замуж, рожаешь ребенка, а потом оказывается — ты ошиблась! И если бы ты знал, как трудно в этом признаться даже самой себе!
— Я это знаю.
— Говорят, счастье стучится по крайней мере однажды в каждую дверь,— мечтательно произносит она.— Оно постучалось к нам, Георгий!
— Люди много говорят о счастье, мечтают о нем, ждут его, как манну небесную, но ведь у каждого человека свое личное счастье, совсем не похожее на счастье других людей. Да и вообще, что такое счастье? Можно его пощупать, увидеть или хотя бы понюхать?
Она поворачивается ко мне, выпрастывает из-под одеяла белые руки, крепко обнимает меня, целует. Глаза ее широко раскрыты, и в них два острых огонька.
— Вот оно, мое счастье… Я его вижу, трогаю, вдыхаю… Я счастлива, Георгий,— говорит она.— Я знаю, долго так продолжаться не может, но сейчас я счастлива, как никогда. Я утром проснулась с этим ощущением счастья. Ты есть на этом свете, ты сидишь у себя в кабинете и думаешь обо мне. Я знала, что ты сразу снимешь трубку и скажешь: «Я приду!» И ты пришел. Весь день был какой-то оранжевый, счастливый… Мое счастье оранжевого цвета. Наверное, поэтому я люблю апельсины и мандарины. А твое счастье какого цвета?
Читать дальше