Эдмонда Шарль-Ру - Забыть Палермо

Я предпочла бы, чтоб Кармине немного успокоился, затих. Это бы нас сблизило. Но ему хотелось поделиться со мной, говорить откровенно.

— Послушайте, я расскажу вам одну историю, и вы поймете, почему тут надо держать ухо востро. Страна, правда, велика, и всем бы хватило места. Тем не менее… Известно, что если про кого-то скажут: «Он итальянец», стало быть, его считают аферистом или плутом. Это уж равноценно, и ничего тут не поделаешь. Как и те незримые запреты, о которых я упомянул, такие понятия крепко укореняются. Я хочу рассказать кое-что о себе. Было это в начале года. Меня считали уже не только лидером округа, но и боссом, главным — называйте как угодно, не суть важно. В общем, если вы предпочитаете это слово, я стал хозяином демократической партии в штате Нью-Йорк. Это был огромный шаг вперед… Не к чему придраться, прошел на выборах. Однако не всем это понравилось. Но вы прекрасно понимаете, что надо выбрать себе другое ремесло, если хочешь жить без врагов. Ловушки держали наготове, и я понимал, что при первом удобном случае мне их поставят. Скоро появилась одна из таких провокаций. Пустили слух, что я кандидат гангстеров, что меня выдвинули преступники. Их деньги и поддержка помогли мне на выборах — вот какие пошли кругом разговоры. Сколько страданий причинила мне эта выходка! Однажды я узнаю следующее: один из членов Комитета по расследованию преступлений, который занимался делом Фрэнка Костелло, спекулянта наихудшей марки, короля всей преступной швали Нью-Йорка, при допросе спросил у этого типа: «Вы знаете Кармине Бонавиа?» И тот ответил: «Да, знаю около четырех-пяти лет». Нашлась тьма доброжелателей, немедленно распространивших эту реплику. Я уже именовался личным другом Костелло, его подставным лицом. Долгие месяцы, вы слышите, месяцы я пытался отбросить эту гнусную версию, защищал свое доброе имя. Жил нищенски, боролся со взятками, воевал против любой коррупции и очистил Таммани-холл от подвала до чердака. Все это было тщетно. Разговоры о том, что я обязан своей карьерой гангстерам Нью-Йорка, не утихали. Иной раз заходили так далеко, что я терял терпение. Вам, конечно, говорили, что я поколотил одного журналиста? Да, так и было. Он нахально заявил мне во время одного интервью: «Вы всегда работаете при закрытых дверях. Дело нечисто, значит, вам есть что скрывать. Вы действительно друг Костелло?» Я встал и дал ему в морду. Еще одна история. Несколько месяцев спустя один шофер такси на заднем сиденье обнаружил забытый кем-то пакет. В нем была тысяча долларов мелкими купюрами. Он передал их в полицию и заявил, что среди пассажиров, которых он возил в этот день, якобы был я. Пресса набросилась на эту новость, соответствующе подала ее, и, хотя я в жизни своей не видел ни этой пачки, ни этих денег, меня тут же назвали продажным типом, заполучившим тысячу долларов.

— Стоит ли так огорчаться? Разве все это новость для человека, занимающегося политикой?

Кармине склонил голову. Возможно, он был со мной согласен. Все эти неприятности и столкновения оставили заметные следы на его лице — не потому ли эта глубокая складка меж бровей, мрачный голос и странная, обеспокоенная чем-то улыбка со сжатыми губами, будто он хотел скрыть свои зубы?

— Извините меня, Жанна, — сказал он озабоченно. — Зря я отнял у вас так много времени. Испортил вам весь день.

— Если вы хотите найти повод для извинения, ищите что-то другое, ничего вы не испортили.

— Можно было разыскать что-то более любопытное, чем мои россказни. В этих местах есть чем поинтересоваться.

— А кто сказал вам, что вы неинтересны?

— Вы серьезно? Это замечательно. Я встретил женщину, которая умеет слушать. Мне всегда этого недоставало. Конечно, есть у нас Агата. Но в ней не чувствуешь женской. мягкости. Она держится в сторонке, как маленький зверек, которого трудно приручить.

Я спросила:

— Вы ее очень любите? Не правда ли?

Кармине ответил, что сам не знает.

— Я часто о ней думаю. Она как далекий и недоступный рай.

— Как нужны такие натуры в жизни! Только их долго помнят.

— И вы так думаете? — спросил Кармине.

— Не будь Агата похожа на зверька-недотрогу, вы бы давно бросили о ней думать. Она была бы как все.

Кармине долго смотрел в окно на прохожих. Все затихло кругом, как будто бы время остановилось.

— Что за квартал, черт возьми! — вздохнул Кармине. — Что за квартал!

Подошел официант спросить, не хотим ли мы есть. И добавил:

— Только влюбленные так увлеченно беседуют и ничего вокруг не замечают. Так или нет?