Поль Генри де Крюи - Борьба с безумием

Я наблюдал за его аудиторией. Создавалось впечатле­ние, что Джек завоевывает симпатию и признание. Слушатели сидели тихо. Такое пророчество об открывающихся для них новых возможностях было чем-то неслыханным в анналах медицины. Любопытно, что на лицах слушате­лей не было и тени недоверия. Это пророчество нисколько не ущемляло их интересы. Они внимательно слушали.

Фергюсон открыто признавал, что бывают и неудачи с новыми нейрохимическими средствами; сами по себе они не показывают таких чудес, как уколы пенициллина при воспалении легких. Новый вид лечения, который он пред­лагает им испробовать на своих ненормальных пациентах, настолько прост, что не требует даже объяснений. Это тоже расположило к нему врачей, потому что они привык­ли слушать такие вещи, которые самим докладчикам ча­сто бывали непонятны.

- Новый метод лечения заключается не в одних толь­ко лекарствах, - спокойно продолжал Фергюсон, - его не­возможно уложить в точную диаграмму. В придачу к ме­дикаментам - в этом вся суть - надо дать чуточку ласки, порцию любви к человеку - все это смешивается и пору­чается заботам самого лучшего персонала в мире.

Так он охарактеризовал своих надзирательниц в боль­нице Траверз-Сити; они работают совершенно так же, как и все домашние врачи, а присутствующие знают, что это значит.

Новый вид лечения? Это похоже на рецепт, как свао-ганить бабушкин пирог. Может быть, это и практично, но как трудно передать это искусство другим. Атмосферу соб­рания можно было охарактеризовать как озадаченное вни­мание. Джек предлагал нечто совсем новое; это была смесь химии с моралью. Это было так легко и в то же время так трудно для них, простых домашних врачей, взяться за грандиозную задачу избавления своих умалишенных от сумасшедшего дома. Этот вопрос висел в атмосфере собра- • ния. Если план практически осуществим, он означает потря­сающий успех для частнопрактикующих врачей. Когда собрание кончилось, доктора столпились вокруг Джека и благодарили за интересный доклад.

Но через два дня все пошло прахом; во всяком случае, так мне показалось, когда я прочел заголовок статьи, крикливо рекламировавший любовь как средство против безумия. Озабоченный этим, я позвонил по телефону умудренному опытом секретарю мичиганского медицин­ского общества доктору Л. Фернальду Фостеру.

- А что эта публикация не уничтожит Фергюсона как врача?

- Глупости говорите, - сказал Фостер. - выступле­ние Фергюсона имело большой успех. Попасть на первую страницу газеты - это лестно и для медицинского об­щества.

Научный обозреватель газеты Джин Пирсон под ли­рическим заголовком в детройтской газете «Фри пресс» написала не просто хвалебный, а весьма обстоятельный очерк о клинических исследованиях Джека.

«На прошлой неделе, - так начинался очерк, - доктор Джон Т. Фергюсон сделал одной из тысячи его умали­шенных пациенток подарок стоимостью в 23 цента.

Когда она осторожно взяла в руки небольшую стеклян­ную баночку с двумя золотыми рыбками, разноцветными ракушками и веточкой водоросли, лицо ее залилось ру­мянцем.

- Спасибо, доктор, - тихо сказала она.

Это были ее первые слова за четырнадцать лет мол­чания».

Конечно, замечательно, что медицинская наука смогла заставить немую сумасшедшую даму заговорить после многих лет молчания. Но не в этом, по-моему, соль эпи­зода; меня больше заинтересовала роль Джека Фергюсона в этом деле. Как сумел он почувствовать, что парочка жалких двадцатитрехцентовых золотых рыбок поможет вывести эту женщину из-за психического занавеса, за ко­торым она прозябала вне контакта с человеческой гуман­ностью и добротой? Где Джек обрел свою интуицию, под­сказавшую ему, что эти потерянные существа, как будто совсем конченные, остаются все же людьми. На каких пу­тях жизни он познал старую незыблемую истину, что доброта - это могучее лекарство.

Чтобы объяснить внутренний мир Джека Фергюсона, я попрошу вас последовать за мной в его прошлое, сквозь бурные годы его несуразной жизни, когда он узнал то, чему не учат в медицинских колледжах и чего не найдешь в учебниках психиатрии. Процесс подготовки Джека к ро­ли врача для душевнобольных похож на судьбу Эрнста Хемингуэя, который сказал, что лучшая школа для писателя - это несчастливое детство.

Школьные годы Джека напоминают мне обложки жур­нала «Сэтердэй ивнинг пост», на которых изображаются очень забавные, всегда веселенькие и хорошенькие амери­канские мальчики и девочки. Однако школьные годы Дже­ка напоминают мне эти картинки лишь потому, что совер­шенно на них непохожи.