Нина Федорова - Уйти по воде

И в душе все замирало от таких слов – правда? Его слово – еще не приговор? Он – не духовник? Разве так можно?..

Можно, – кричал голос, – все можно! Что тебе вообще этот приход? Да пошли они все на фиг, у тебя совершенно другая жизнь, что тебе все эти убогие – из прихода и из школы, типа «наша дружная семья», где вообще маразм крепчает с каждым годом, где юбки и платки, и глупые запреты на плеер и джинсы, и на дружбу – ай-яй-яй – с неправославными. Боитесь запачкаться, да? Грешники вам не угодили? Да вы все – плоть от плоти этих грешников, такие же, как и они, чем вы отличаетесь от мирских, если только не своим крайним идиотизмом и твердолобостью? Чем отличаются ваши сплетни и злословие от мирских интриг, ведь вы точно так же пытаетесь уколоть другого, выискать недостатки, посмеяться над неудачниками – чем вы лучше-то, чем чище? А это гордое осознание, что «мир нас ненавидит, потому что мы Христовы» Да «мир» вас не любит, потому что вы упертые, злобные, зашоренные люди, готовые растерзать всякого, кто не «свой», вот поэтому вас не любят мирские, а вовсе не потому, что вы гонимы за правду и своей праведностью обличаете грешников Как Иоанн Креститель, ага

Да пошли вы все!

И опять замирала душа: прямо вот так – «да пошли!..», да?

Да! Да пошли – вы – все! Я сейчас еще уточню – куда, хотите?

Как они достали, эти ханжи и лицемеры, эти вруны, наглые вруны, которые всегда врали, что школа, приход, типа, единственный приют, что кругом враги и так далее, эти придурки и самодуры, которые не смогли или не захотели объяснить, что жизнь вовсе не страшна, а прекрасна, – да на фиг их, на фиг! Они все, не видящие в неправославных людей, уверенные почему-то, что никто, кроме них, не угоден Богу, – пусть строем идут в задницу!

Почему нужно жить в каких-то рамках, в каких-то узких мерках и мирках, жить в этой большой деревне – приходе, где все всё про всех знают, и прислушиваться к чьему-то там мнению, какой-нибудь Юлии Львовны или Лидии Петровны, все делать правильно, а то все будут охать и вздыхать, что «Катя-то отпала», «у Кати-то муж невер», «Катя-то к отцу Митрофану больше не ходит»!

Да какое вам дело вообще?!

Идите вы!.

Я больше никогда – слышите? – никогда не пойду в этот приход!

Я найду другой приход, точнее, не приход, а просто храм, и буду туда ходить, и никаких духовников больше, что за игры в монастырь, в самом деле, еще, может, откровение помыслов начнем?

Будет просто батюшка, просто грехи, и никакого больше страха песчинки перед скалой, просто батюшка – посредник, принимающий исповедь, которая, между прочим, предназначена Богу, а вовсе не этому конкретному человеку!

И решения я буду отныне принимать сама, и сама отвечать за последствия, и не хочу я больше этих пыток – благословит, не благословит, не хочу я быть безгласным скотом! Надоел этот мазохизм, в самом деле, – ходить к нему на исповедь и бояться до слез, и все эти мамины «так надо, это просто бес искушает» С какой стати я, взрослый и свободный человек, каждую неделю должна себя истязать? Кому это надо? Богу? Это же ненормально – каждый раз ломать себя, приходить и рассказывать сокровенное человеку, которого ты боишься! И надоел уже весь этот бред, что страх перед ним – от дьявола, «бесовское смущение», вообще все эти слова просто слышать невозможно уже, все эти «искушение», «благословение», «смирение», «послушание», «скорби», весь этот бред, блин, да почему нужно обязательно по-церковнославянски-то говорить?!

Надоели эти ваши универсальные отмазы, извините, что если тебе что-то не нравится, это, понимаете ли, «бес искушает», надо усилить пост и молитву, смиряться, отсечь своеволие, слушать батюшку, а никак не голос разума – голос разума объявлен бесовским! Какая прекрасная система оболванивания – все сомнения объявить грехом и карать за них, и пугать «прелестью», «ересью», худшим из грехов. Конечно, это худший грех, если человек вдруг включит собственные мозги: ведь тогда он перестанет быть скотом, стадом, перестанет вас слушать, а вы этого допустить не можете никак!

Вы не можете допустить мысли, что девочки и мальчики вдруг начнут любить друг друга без вашего ведома и вашего благословения, что вдруг кто-то – Боже мой! – поцелуется и не скажет об этом на исповеди, да еще и вдвоем пойдут гулять не помолвленные, да еще с некрещеным или из другого прихода, какой ужас, какой кошмар! Они же тут же впадут в блуд! Они согрешат!

А вам-то какое дело?

Вы-то сами, дорогие отцы, разве никогда не жили? Не влюблялись? Никогда не были молодыми? Вы никогда не чувствовали разве, как бьется внутри вас живое человеческое сердце, созданное, чтобы замирать, обмирать, трепетать, биться, колотиться, наполнять жаром каждую клеточку тела, наливать теплой нежностью руки, раскрывать для поцелуя губы, сердце, созданное любить – страстно, по-земному, по-человечески, ведь это наше естество, ведь мы люди, такими создал нас Бог, как можно это ненавидеть?