Жан-Мишель Генассия - Удивительная жизнь Эрнесто Че

– Я просто пыталась помочь, он выглядел таким потерянным.

– Ты не должна вмешиваться. Пусть его сопровождает Сурек или телохранитель. Сведи общение с ним к минимуму, так будет лучше и для тебя, и для всех нас.

– Ты же сам просил поддержать его! У меня были дела поважнее и поинтересней, уж поверь!

– Ты принимаешь в нем слишком большое участие, это никуда не годится.

– Не разговаривай со мной как с ребенком, Йозеф! Я скоро стану совершеннолетней, так что не командуй.

– Пока мы живем вместе, ты будешь подчиняться моим правилам.

– Могу завтра же уехать в Прагу.

– Я прошу об одном: держись подальше от этого человека.

– Я сама решу, что хорошо, а что плохо, и не указывай, как мне себя вести!

Хелена вскочила и в сердцах швырнула салфетку на пол. Йозеф мгновенно остыл, но она уже распахнула дверь, чтобы уйти. На пороге стоял Рамон.

– Чего вам? – раздраженно спросила она на чешском.

– Говорите по-французски, мадемуазель. Я стучал, никто не ответил. Наверное, не услышали из-за криков. Ничего не случилось?

– Вам что-нибудь нужно?

– Вечера тянутся ужасно долго, мне скучно, поговорить не с кем – по-настоящему поговорить, понимаете?

– Входите, мсье Бенитес, – сказал подошедший Йозеф и доброжелательно улыбнулся.

– Прошу вас, зовите меня по имени.

Рамону не нравилось быть одному, он нуждался в компании (возможно, сыграли роль усталость и вызванный болезнью упадок сил) и объяснил, что очень ценит тепло их семейного очага. «Мне не хватает человеческого общения, возможности говорить обо всем и ни о чем…»

Тереза предложила ему тарелку супа, Рамон отказался – он уже поужинал, – но не устоял перед ароматом густой гороховой похлебки, подобрал с пола салфетку, отдал ее Хелене, и они продолжили ужинать, беседуя о мягкой для этого времени года погоде, таянии снегов и желанном наступлении весны.

– Могу я вас кое о чем попросить, Йозеф?

– Конечно, Рамон.

– Давайте послушаем Гарделя.

– Что вам поставить?

– «В день, когда ты меня полюбишь», если она у вас есть…

Йозеф оценил выбор знатока, нашел пластинку, завел патефон и опустил рычаг.

– Вот увидите, это настоящая поэзия, – пообещал Рамон Хелене.

Йозеф вернулся к столу, и все приготовились слушать. В комнате зазвучал теплый бархатный голос Гарделя. Рамон тихо повторял слова, так что остальные могли читать по его губам:

– Знаете, Рамон, а ведь Йозеф – великолепный танцор, – сказала Тереза.

– Перестань.

– Прошу вас, порадуйте меня, – попросил Рамон.

Йозеф поправил галстук и протянул Терезе руку.

– Пригласи дочь, она танцует лучше меня.

Он повернулся к Хелене.

– Мы так давно не танцевали вместе, Йозеф…

– Считай это моим извинением, дорогая!

– Пеняй на себя.

Хелена встала, и они медленно закружились в танце. Каждое движение сливалось с музыкой, невозможно было понять, кто ведет, они напоминали принца и принцессу из фильма.

Рамон следил взглядом за чудесной парой, приоткрыв от восхищения рот. Песня закончилась, и танцоры замерли на месте. Рамон зааплодировал:

– Браво, это было потрясающе!

Йозеф поставил другую пластинку.

– Хочешь потанцевать? – спросила Хелена, обращаясь к Рамону.

– Я ужасно неуклюжий, ты меня запрезираешь.

Они закончили ужин под музыку – впервые за все время жизни в санатории.

– Где вы научились так танцевать танго? – спросил Рамон.

– Просто смотрел на других, специально меня никто не учил. Наверное, это природная склонность. Вальс и танго – моя старая страсть, – признался Йозеф.

– В этой стране танго танцует только мой отец, – фыркнула Хелена.

– Научишь меня?

– Я не большой мастер по части танго.

– Наша сегодняшняя прогулка стала для меня лучшим лекарством. Надеюсь, мы сможем это повторить?

– Если отец согласится.

Упрашивать Йозефа Рамону не пришлось – он дал свое благословение, поставив два простых условия: быть благоразумным и надевать шапку и шарф.

– Нужно подыскать ему подходящую обувь, его туфли совсем прохудились, – сказала Хелена.

– Это сущее безобразие! – воскликнул Йозеф. – Вам ни в коем случае нельзя простужаться.

– Какой у тебя размер?

– Сорок первый.