Энн Пэтчетт - На пороге чудес

Лакаши внезапно зашевелились и оживленно застрекотали. Она не могла уловить ни одного знакомого слова.

Из джунглей вышел очень высокий чернокожий мужчина, тонкий как соломинка; его узкие очки в металлической оправе блестели на солнце. Он кивал в разные стороны; вернее, это было нечто большее, чем кивок, но не совсем поклон. Все туземцы вставали и склоняли головы в ответ. Некоторые выкрикивали приветственные фразы, и он их повторял, передавая тот же ритмичный свинг на конце предложения, что повергало толпу в экстаз. Женщины поднимали детей, протягивали их к нему; мужчины отложили ножи. Между темнокожим мужчиной и туземцами началась игра — кто-нибудь выкрикивал фразу, а мужчина ее повторял. Какой бы сложной она ни казалась. Лакаши раскачивались из стороны в сторону, счастливые и довольные, а мужчина отвесил им более низкий поклон, означавший, что все замечательно, но пора вернуться к работе.

— Доктор Сингх, как я полагаю? — проговорил он, обходя вокруг костра, и протянул Марине руку. Он был одет в брюки цвета хаки и голубую хлопковую рубашку, изрядно потертые. — Томас Нкомо, рад познакомиться.

Английский был явно не первым языком доктора Нкомо, и очень музыкальным. Марина заподозрила, что он учился говорить по-английски с помощью пения.

— Я тоже рада, — ответила она, пожимая его длинную, тонкую руку.

— Доктор Свенсон сообщила нам, что вы приедете с ней сюда. Я хотел поздороваться с вами прошлой ночью, но из-за общего ликования не смог даже приблизиться к пристани. Все бурно вас приветствовали.

— Не думаю, что они приветствовали именно меня.

Как доктор Свенсон могла ему сообщить, что вернется с ней?

— Лакаши любят, когда что-то происходит. Они всегда ищут повод для праздника.

Между тем туземцы уселись и наблюдали за их беседой, словно это была театральная постановка.

Марина кивнула в их сторону:

— Вы замечательно говорите на их языке.

Томас Нкомо засмеялся:

— Я попугай. Возвращаю им то, что они мне бросают. Так я учусь. Многие из них немного понимают португальский — сюда приплывают торговцы, либо они сами плавают в Манаус. Но я пытаюсь говорить на языке лакаши. Когда речь идет о языках, не следует робеть и стесняться.

— Я даже не знала бы, как и начать.

— Для начала надо просто открыть рот.

— Вы понимаете лакаши?

Он пожал плечами:

— Я знаю больше, чем мне кажется. Тут я живу уже два года. Достаточно времени, чтобы научиться чему-то.

Два года?!

За густой завесой листьев Марина различила очертания хижин, смутные контуры цивилизации.

Что это за оазис, где люди могут жить годами?

— Так вы работаете с доктором Свенсон?

Наверняка мистер Фокс знал, но не сказал ей, что компания «Фогель» платит за работу над новым препаратом и другим докторам.

— Я работаю с доктором Свенсон, — подтвердил он, но фраза прозвучала так, словно ее произнес попугай. Он либо не понял вопроса, либо сам не верил собственным словам. Тогда он добавил: — Наши сферы исследований пересекаются. А вы? Доктор Свенсон сказала нам, что вы сотрудница «Фогель». Какая у вас тема?

— Холестерин, — ответила Марина и подумала, что в этом тропическом лесу никто и никогда не думал о своем холестерине и не нуждается в ее исследованиях. Тут главное — не наступить на ядовитую змею. — Я работаю в группе, которая выполняет широкомасштабные лабораторные тесты со статинами нового поколения.

Томас Нкомо сложил свои длинные, элегантные руки, прижав к губам кончики пальцев, и печально покачал головой. На темной коже ярко сверкнуло золотое обручальное кольцо. При виде его огорчения лакаши, не перестававшие наблюдать за ним, теперь подались вперед и запереживали.

Прошло довольно много времени, прежде чем он снова заговорил:

— Значит, вы приехали из-за нашего друга.

Марина озадаченно заморгала.

Из всех докторов, приезжавших сюда до нее, вероятно, лишь один занимался холестерином.

— Да.

Доктор Нкомо вздохнул и опустил голову.

— Я как-то не связывал это с вами, но конечно, конечно. Бедный Андерс. Нам так его не хватает. Как там его жена Карен и мальчики?

Кар-рон — вот так он произнес ее имя.

Конечно, невероятно, чтобы Карен приехала сюда.

И все-таки Марине захотелось, чтобы она оказалась тут и увидела страдание на лице доктора Нкомо, чтобы лично приняла такое грациозное сочувствие.

— Она хочет, чтобы я все выяснила. Мы почти ничего не знаем об обстоятельствах смерти Андерса.

Томас Нкомо сгорбился.