Ричард Мораис - Путь длиной в сто шагов

– Вставайте. Пора на рынок.

Невыспавшийся Леблан у себя в темной комнате, в уютном коконе из теплого одеяла, тер глаза. Он с хрустом повернул голову к будильнику со светящимися цифрами.

– Вы с ума сошли? – крикнул он через дверь. – Господи, еще только полпятого. Я лег спать всего несколько часов назад.

– Только полпятого! Только полпятого! Время не ждет. Вставайте, Анри. Я хочу оказаться на рынке раньше их.

Заспанные, но имевшие вид победителей, мы приехали в центр позже обычного, в половине восьмого утра, потому что до ночи праздновали успешное открытие ресторана. Начали мы, как всегда, с рыбной лавки мсье Итена, где пряно пахло селедкой. Перед нами было еще несколько покупателей, и мы встали в очередь. Папа попробовал на своем ломаном французском обратиться к жене управляющего местной лесопилкой.

– Maison Mumbai, bon, nah? «Мумбайский дом» хорош, да?

– Простите, что вы сказали?

Подошла наша очередь.

– Доброе утро, – проревел отец. – Есть сегодня что-нибудь из ряда вон выходящее, мсье Итен? Вчера всем так понравилось, как у Гассана вышла рыба под карри.

Мсье Итен был весь красный, как будто выпил. На негнущихся ногах он стоял у стены своей лавки.

– Мсье Хаджи, – пробормотал он, – рыбы нет.

– Ха-ха, отличная шутка!

– Рыбы нет.

Папа смотрел на подносы с серебристым лососем, крабами из Бретани, клешни которых были стянуты резинками, на керамическую посудину с норвежской сельдью.

– А это что? Не рыба?

– Рыба. Она уже продана.

Папа обернулся. Другие покупатели отступили на шаг, опустив глаза, теребя свои авоськи.

– В чем дело?

Мы вышли из магазина – с пустыми руками – и пошли на рынок. Те, кто еще вчера вечером сидел у нас в ресторане, опускали головы и старались не встречаться с нами взглядом. На наши приветствия отвечали угрюмым бормотанием. Так же прохладно нас встречали у каждого прилавка. Именно выбранная нами тыква, кочан капусты или коробочка с яйцами оказывались, «к сожалению», проданными. Мы стояли посреди рынка в одиночестве, по щиколотку в фиолетовой упаковочной бумаге и пожухлых салатных листьях. Никто подчеркнуто не обращал на нас внимания.

– Так! – выдохнул папа, заметив мелькнувшее за крайним прилавком серое пальто мадам Маллори.

Я потянул папу за локоть, чтобы он обернулся наконец к мадам Пикар. Обветренное лицо последней застыло в гримасе крайнего отвращения – ее взгляд все еще был прикован к тому месту, где мелькнули полы пальто знаменитого шеф-повара Люмьера.

Вдова Пикар повернулась к нам и грязной рукой дала знак пройти за ней за полотняную занавеску в глубине ее киоска.

– Вот сука, – прошипела она, опуская за нами занавеску. – Маллори! Она всем запретила продавать вам продукты.

– Как? – спросил папа. – Как она может запретить торговать с нами?

– Пфф! – Вдова Пикар махнула рукой. – Она про всех все знает. Все секреты. Я слышала, как она обещала настучать на мсье и мадам Риго – такие милые старичок со старушкой – в налоговую. Только потому, что они не декларируют каждый заработанный сантим. Представьте себе. Ужасная, ужасная женщина!

– За что она нас ненавидит? – спросил папа.

Мадам Пикар сплюнула густой комок мокроты на кучу брошенных капустных листьев.

– А кто ее знает, – сказала она, пожав плечами и потирая руки, чтобы согреть их. – Может, потому что вы иностранцы. Вы нездешние.

Папа некоторое время стоял не двигаясь, потом резко повернулся и ушел. Он даже не попрощался. Желая извиниться за его грубость, я многословно поблагодарил мадам Пикар за помощь. Она сунула мне в руку две помятые груши и сказала, что хотела бы выручить нас, но не может.

– Она и меня держит в кулаке. Понимаешь?

Мадам Пикар снова сплюнула, напомнив мне бомбейских старух.

– Берегись ее, сынок. Злая она.

Я догнал папу на стоянке. Он плюхнулся на водительское сиденье, и «мерседес» крякнул под его весом. В задумчивости он оперся о руль. Папа не злился, но выглядел ужасно печальным, когда вот так сидел, вперив взгляд в стоянку и поднимавшиеся вдалеке Альпы. И это расстроило меня сильнее, чем что бы то ни было другое.

– Что ты, пап?

– Я думаю о твоей матери. Эти люди… От них не спрячешься. Понимаешь, да? Такие же были на Нипиан-Си-роуд. А теперь мы с ними встретились и в Люмьере.

– Папа…

Я боялся, что он снова погрузится в саутхоллскую депрессию, но мой дрожавший голос, похоже, вывел отца из меланхолии, потому что он с улыбкой повернулся ко мне и включил зажигание.