Линор Горалик - Мартин не плачет

— Миссис Робинсон! — изумленно сказал Лу.

— Да уж решила вас дождаться, — сказала старая почтальонша. — Ничего не рассказывайте, все знаю, моя подруга Бетси там старшая медсестра, и уж если она что рассказывает, то будьте уверены, ничего не упустит, я уже ей даже сказала однажды, ты бы, Бетси, как начнешь говорить, думала, когда закончить, а то жить мне не так уж много осталось, могу до конца твоей истории и не дотянуть, — так вот она мне рассказала, как доктор Циммербург глазам своим не верил, умер бедный слоник, он даже заплакал, ведь его весь город уж так любит, и доктор его сколько лет пользует, а тут ему и говорят: «Доктор, да смотрите же!» — а раночки-то все затягиваются, Бетси мне говорит, медсестра-то чуть даже в обмотрок не хлопнулась, да и доктор тоже с тех пор вроде нормально ходит, а то все возьмет да и подпрыгнет, а Мартин, бедняжечка, как глаза открыл, так сразу, «Дина! Дина! Где Дина?» — Бетси мне говорит, а сама чуть не плачет, бедная девочка, только он ее и спас, но все равно кома есть кома, ох, и не говорите ничего, сама все знаю, дай ей бог, бедной девочке, я буду за нее молиться, так-то.

— Спасибо, миссис Робинсон, — устало сказала Ида.

— Телеграммка-то, — сказала старушка.

— Какая телеграммка? — удивился Марк.

— Ох! — сообразила Ида. — Это, наверное, ответ от мамы с папой. Про Мартина.

— А, — сказал Марк. — Ответ.

— Давайте сюда, — сказал Лу, и на этот раз миссис Робинсон беспрекословно отдала ему телеграмму.

В телеграмме было написано:

«ДОРОГИЕ ДЕТИ! ОКАЗЫВАЕТСЯ, МАРТИН БЕССМЕРТНЫЙ. ЭТО МОЖЕТ СОЗДАТЬ СЛОЖНЫЕ СИТУАЦИИ.»

Марк пожал плечами, Ида проверила, заперта ли машина, Джереми аккуратно вытер ноги о придверный коврик, миссис Робинсон помахала Смит-Томпсонам на прощанье, Лу скомкал дурацкую телеграмму и сунул ее в задний карман штанов, и все пошли спать.

— Много кого видел, — сказал голос, и Мартин посмотрел вниз, пытаясь разглядеть в темноте того, кто к нему обращается. — Собак, понятное, дело, видел, хотя их не пускают. Кошек видел, хомячков, ясное дело, морских свинок. Рыбок видел, их пускают, между прочим, даже в палаты. Один раз видел палочников в банке. Но слона не видел.

— Ты кто? — шепотом спросил Мартин.

— Рузвельт, — сказал голос.

— Лично? — опешил Мартин.

— Нет, призрак, — сказал голос.

— Все совсем плохо, — сказал Мартин. — То есть все и так совсем плохо, но что все настолько плохо… У меня начинается великая депрессия.

— Дурак, — сказал голос, — я не президент. Я собака. У меня просто с лапами были нелады.

— Говорящая собака, — сказал Мартин. — Много лучше.

— На себя посмотри, — сказал Рузвельт. — Я ж тебе говорю — призрак.

— Ах да, — с облегчением сказал Мартин, которому уже случалось беседовать с призраками животных, — здравствуйте, Рузвельт.

— Ты Мартин, — сказал Рузвельт, — я тебя знаю. Ты ее слон.

— Да, — сказал Мартин, — я ее слон.

— Респект, — сказал Рузвельт. — Кто-кто, а я тебя понимаю. Правда, ради меня никто койку во двор тащить не стал.

— Я думаю, — сказал Мартин, — это они все-таки не ради меня, а ради нее.

Дело в том, что разговор Мартина с псом-призраком Рузвельтом происходил в четыре часа утра, и беседовали они действительно на больничном дворе. Потому что когда Мартин узнал, что Дина лежит в коме, он от ужаса и волнения начал расти и едва успел выбежать на больничный двор прежде, чем дорос до размеров самого настоящего слона.

Кома — это очень, очень глубокий сон, такой глубокий, что человека невозможно разбудить никакими способами, пока он не проснется сам. Иногда человек может спать таким образом много лет, а потом проснуться в один день. А иногда такой больной может вообще не проснуться… Поэтому кома — очень опасное состояние. Но врачи считают, что человек в коме не совсем спит. На самом деле он слышит и понимает все, что происходит вокруг него. И поэтому нет ничего лучше, чем когда кто-нибудь очень любящий все время сидит рядом с больным, гладит его руку, рассказывает ему смешные истории, говорит теплые слова и иногда поет про «Сурка» (не очень громко, потому что в больнице не разрешают петь громко).

Мартин успел толкнуть Дину и спасти ее от колес автомобиля, но, падая, Дина сильно ударилась о тротуар. Когда приехала «Скорая помошь», Дина уже была в коме и до сих пор не пришла в себя. Старенькая бабушка Дины не могла провести ночь в больнице, а Динины мама и папа были в отпуске, очень далеко от дома. Сейчас они уже летели через океан, но было понятно, что к Дине они доберутся не раньше следующего вечера. А Мартин наотрез отказывался оставить Дину в больнице и уйти домой. Обычно Мартин уменьшался в размерах, если его гладили по голове, и доктор Циммербург поначалу даже думал приставить к Мартину специальную медсестру, но тревога бедного Мартина была так велика, что ничего не помогало — он все равно оставался огромным. И тогда доктор Циммербург принял беспрецедентное (то есть ни на что не похожее) решение: он разрешил вынести Динину кровать вместе со всеми сложными приборами, трубками и индикаторами прямо в больничный двор, в теплую летнюю ночь, чтобы Мартин мог оставаться рядом с Дамой Своего Сердца.