Линор Горалик - Мартин не плачет

— Это был очень неудобный куст, — вдруг сказал Эразм.

— Это был очень неудобный куст!!!! — от волнения Мартин повторил слова хомячка так громко, что все аж подскочили, а Патрик от неожиданности открыл глаза.

— Это был чертовски неудобный куст, — продолжил Мартин вслед за Эразмом, — и в нем были какие-то мерзкие насекомые, честное слово. Но это неважно. Уж сейчас я так летаю, ты бы видел. Хоть вообще безо всякого змея. Арнольд бы от зависти сдох.

— Рыжий, — медленно сказал Патрик. — Рыжий. Здравствуй, рыжий!!!

— Я так скучал, — сказал Патрик. Казалось, что он гладит рукой воздух, все время водя ладонью по одному крошечному пятачку, но Ида, Марк, Джереми, Лу и Дина знали, что Патрик гладит своего рыжего хомячка.

— Скажите мне, что он перестал есть гортензию, — пробормотал зажмуривший от удовольствия глаза ангел по имени Эразм.

Мартин тактично промолчал, но подумал, что, кажется, настало время для щекотливого вопроса.

— У меня щекотливый вопрос, — сказал он.

— Какая разница, девочка я или мальчик?? — возмущенно сказал мертвый хомячок. — Положим, девочка. Но если Патрик считал, что я мальчик, то кому какое дело?!

Ошеломленный Мартин быстро сказал:

— Я совсем не про это. То есть да, ничего себе, но неважно. То есть важно, но неважно. Я про то, что это. Правильно ли я понимаю, что ты не исчезнешь? Раз ты не привидение, а ангел. А ангелы не улетают? Или не исчезают? Словом, ну.

— Сложный вопрос, — осторожно сказал Эразм.

— Сложнее, чем про девочку? — восхищенно поинтересовался Мартин.

— Сложнее, — сказал Эразм. — Я не исчезну, а уйду.

— Он не исчезнет, — сообщил всем присутствующим Мартин, — но уйдет.

— Куда? — упавшим голосом спросил Патрик.

— А к тебе, — сказал мертвый хомячок. — Я же твой ангел, естественно. Просто ты меня знать не хотел. Ангелы — они или живут с хозяином, или застревают по месту прописки. Лет так на шестнадцать.

— Прости еще раз, — виновато сказал Патрик.

— Да нет, — сказал Эразм, — я не к тому. Просто… — он повернулся к Мартину. — Ну, я теперь не смогу больше тут жить. Если ты понимаешь.

Мартин медленно кивнул.

— То есть у нас теперь больше не будет ангела-хранителя, — сказал он.

— Прости, пожалуйста. Есть правила, мы же говорили, — сказал Эразм. — Хотя я тоже… как никак, дом родной. Не то чтобы я…

— Да нет, — сказал Мартин, — чего, все понятно.

— Не лазьте туда больше, — строго сказала Ида.

— Послушай, — сказал Мартин, — на самом деле ничего не изменилось. С нами ничего не случится, вот увидишь.

— А потолок в кухне? — напомнила Ида.

— Такое бывает раз в жизни, — сказал Мартин. — И, знаешь, мне кажется, что какой-нибудь ангел как раз оказывается поблизости. Может, просто мимо пролетает.

— И все равно я попросила бы вас не лазить на крышу, — вздохнула Ида. — И надо поставить еще один замок. И запирать окна. И еще, наверное, что-то делать, я сейчас ума не приложу…

— Ида, пожалуйста, успокойся, — сказал Марк. — Мартин, Дина, вы собирались лезть на крышу? Давайте, вперед. Нам с Идой надо поговорить. Через полчаса ужинаем, чтобы я вам не орал снизу, хорошо?

— Знаете, о чем я думаю, Мартин? — сказала Дина.

— Я надеюсь, что обо мне, — вздохнул Мартин. — «Какой он прекрасный», — думаете Вы. — «Я, конечно, совсем недавно отказалась выйти за него замуж, но ведь это решение можно пересмотреть в любой момент, правда? А вдруг этот момент настал?» — думаете Вы. — «Тогда я прямо сейчас могу броситься ему на шею и…»

— Я и в самом деле думаю о Вас, Мартин, — мягко перебила Дина. Дине было всего семь лет, но женской мудрости ей было не занимать. — Но еще я думаю о Марке, Иде, Джереми и Лу. Я беспокоюсь.

— Я понимаю, — медленно сказал Мартин. — Но мне кажется, знаете, что нам просто, ну, надо лучше теперь присматривать друг за другом. Может, Лу придется отучиться ставить подножки, что в целом глупо и опасно, а в случае, когда у оппонента четыре ноги, и вовсе бессмысленно, скажем прямо. Может, Джереми надо начать мыть яблоки перед тем, как тащить их в рот, а Иде — всегда пользоваться прихваткой, когда она перемешивает еду на сковородке, а Марку — не разбрасывать по дому булавки, которыми драпируют манекенов. А мне, наверное, надо реже играть на волынке. Процесс этот доставляет мне наслаждение, но вряд ли полезен окружающим, будем смотреть правде в глаза. Теперь-то я понимаю, чьей милостью у волынки так часто забивались трубы, но с сегодняшнего дня придется, что ли, забивать их самому.