Линор Горалик - Мартин не плачет

— Это мой папа, — виновато сказала Дина.

— Ох, — сказал Патрик, — простите.

— Ничего, — сказала Дина, — дело давнее. Ну-ну?

— Ннну вот, — продолжил Патрик, — все восхищались моим змеем. И я соврал, — ну, знаете, на радостях, — сказал, что когда вырасту, буду строить военные воздушные змеи, и на них будут летать разведчики. И тогда этот гад завоп… простите, и тогда Ваш уважаемый папа сообщил, что не верит ни одному моему слову, потому что с пассажиром змей не взлетит.

— И тогда вы запустили Эразма, — подсказал Лу.

— Да! — гордо ответил Патрик. — И он парил целых сорок шесть секунд! Потом грохнулся на куст смородины. Он был настоящий боевой товарищ.

— И рыцарь, — тихо сказала Дина.

— Простите? — спросил не расслышавший ее Патрик.

— Нет, нет, ничего, — сказала Дина, — продолжайте, пожалуйста.

— Словом, это был прекрасный хомяк, лучший в мире, — упавшим голосом сказал Партрик. — А потом…

— …он озверел? — испуганно спросила Ида.

— Нет, — сказал Патрик. Цветочки гортензии уже устилали ровным ковром весь подоконник, и ветром их потихоньку сносило вниз, на головы и плечи Марка, Иды, Джереми, Дины и Лу. — Нет, потом в один прекрасный день он залез в поилку. И я… Это было так больно, что я… Я просто убедил себя, что у меня никогда не было хомячка.

Тут Патрик совсем скрылся за лишенной цветов гортензией. Дина сделала пару шажков влево, чтобы лучше его видеть.

— Пожалуйста, не грустите, — деликатно сказала она.

— Я очень по нему скучаю, — сказал Патрик, появляясь из-за гортензии. Он взял с подоконника один цветочек, сунул его в рот и принялся медленно жевать.

— Пожалуйста, не ешьте гортензию, — сказала Дина. — У нас есть хорошие новости. То есть мы думаем, что они хорошие. То есть они на самом деле хорошие, но это не сразу понятно. Они прекрасные, но об этом надо чуть-чуть подумать, чтобы стало ясно.

— Не пугайте меня, — нервно сказал Патрик и быстро высыпал себе в рот целую пригоршню цветов гортензии.

— Дело в том, — сказал Марк, — что Эразм… — Тут Марк замешкался, стараясь описать ситуацию поделикатнее, а потом продолжил: — Ну, скажем так — Эразм сейчас у нас в гостях.

— Ужасно неприятно глубокомысленно смотреть на пустое место, — шепнула Ида стоявшему рядом с ней Джереми. Джереми посмотрел на нее укоризненно, но возразить было нечего: они по прежнему не могли видеть Эразма. Мартин просто пришел в комнату к Джереми и Лу, держа лапы так, как если бы в них было что-то маленькое, и осторожно опустил это что-то на письменный стол Джереми. Теперь все обитатели Дома С Одной Колонной — Марк, Ида, Джереми, Лу и Мартин, — а также девочка Дина, — стояли вокруг этого стола и смотрели туда, куда смотрел Мартин. Они ждали Патрика.

— Как он? — спросил Лу.

Мартин и Эразм обменялись взглядами. От утренней наглой напористости мертвого хомячка не осталось и следа, теперь он тихо сидел на столе, периодически шевеля крохотными меховыми крыльями, и Мартин вдруг понял, что ангел ужасно волнуется. Он и сам представил себе, что не видел бы Марка, или Джереми, или Иду с Лу, или, не приведи Господь, Дину целых шестнадцать лет, а теперь сидел бы на письменном столе и ждал бы, когда собирающийся с силами Марк, или, скажем, Лу, или Джереми, или Дина, не приведи Господь, выйдет из ванной ему навстречу, и понял, что у него от волнения подкашивались бы коленки. Впрочем, он бы вряд ли смог сидеть при этом на письменном столе — он бы уже был размером с дом. Даже сейчас Мартин так разволновался, что основательно подрос, и Дина, во избежание катаклизмов, осторожно гладила его по голове.

— Как ты? — спросил Мартин ангела-хранителя по имени Эразм.

— Очень боюсь, — сказал Эразм. — Вдруг он меня не увидит.

— Ну, нервничает, — сказал Мартин, обращаясь к остальным присутствующим. — Что Патрик его не увидит.

— Ох, — сказал Марк со вздохом, — это же надо — один раз в жизни я увидел ангела, — и того не увидел!

— До сих пор не могу поверить, — сказала Ида, — когда меня учили Закону Божьему, про мертвых хомячков ни слова не говорилось.

— Про говорящих слонов тебя вроде тоже в школе не предупреждали, — с укором сказал Мартин.

— Да нет, — стушевалась Ида, — я же не в обиду, я просто… просто пытаюсь переварить.

— Переводные картинки! Этого поросенка клеил я! — раздался у них из-за спины голос Патрика. Тот вышел из ванной и теперь стоял на пороге комнаты, когда-то бывшей его собственной. Потом, когда семья Патрика съехала из Дома С Одной Колонной, а в квартире поселились мама и папа Марка, Иды, Джереми и Лу, — те самые, которые создали Мартина в пробирке номер семь в далекой индийской лаборатории, а потом почему-то отправили его своим детям «Федексом», — так вот, когда в квартиру въехали мама и папа, эта комната по-прежнему была детской. В ней родился Марк, потом, когда он подрос, комнату перекрасили из голубого цвета в розовый и отдали новорожденной Иде, а затем настал черед Джереми и Лу, а два дня назад, когда Мартин простудил горло, ее превратили в лазарет, а Джереми и Лу поселились на большом диване в папином рабочем кабинете, который пустовал уже целых пять лет. И вот теперь вся семья стояла в детской возле письменного стола Джереми, а на столе сидел невидимый никому, кроме Мартина, мертвый хомячок по имени Эразм, семейный ангел-хранитель. А на пороге комнаты, зажмурив глаза, стоял молодой человек по имени Патрик, который жил в этой детской совсем маленьким мальчиком, гонял по двору желтый велосипед и ужасно боялся Дининого папы, ставшего с тех пор известным писателем-сатириком. Он стоял на пороге бывшей собственной детской и боялся открыть глаза, потому что Эразм мог, к сожалению, оказаться невидимым и для него.