Сергей Саканский - Человек-тело

— А я всегда на ты с убийцами, — радостно парировал следователь Пилипенко, точно так же, как и в дневнике «писателя», о чем я прочитал позже.

— Засим закончим, — подытожил он нашу беседу.

В одном следователь совершенно ошибался: он утверждал, что я подослал к Кокусеву Вику. Но вот это как раз совершенно не так. Конечно, я бы мог это сделать, если бы такая мысль вообще пришла мне в голову.

О, мой бесценный помоечный! Загадочный мой. Благосклонный. Ты небось думаешь, что я все эти годы так и жил: любовью и местью? Ошибаешься: любовь я задвинул на задний план, в самый дальний мусорный чулан, а о мести даже и не думал — до тех пор, пока мне в лапы не попал его лаптоп. Да, мой проницательный! Роза упала на лапу Азор. Роковая встреча произошла сама по себе. На общественном балконе, в свете Венеры. В этом и есть мистическая основа моего романа.

Откат, полный, немедленный откат, — думал я, выйдя из этого кабинета, этого здания. — ПЛАН ОТМЕНЯЕТСЯ, — послал я своей замужней любовнице СМС. Она не ответила, и это, увы, не насторожило меня. Я просто подумал, что она приняла мои слова к сведению и, как всегда, беспрекословно подчинилась. Вскоре ввалилась ко мне Анна, и я вообще позабыл о том, что был какой-то там план…

Я сразу стал очень, очень занятым, отменил встречи с моей девчонкой, наш телефонный контакт стал пунктирным и вялым. Мне и в голову не пришло, что как раз в эти дни она замыслила «последнюю пьянку писателя». Я понятия не имел, что попрыгунья имеет во всем этом плане свой собственный резон. В какой-то момент я получил короткое сообщение: СКОРО ПИЗДЕЦ .

Я позвонил:

— Я же тебе написал, что план отменяется.

— С какого хрена? Я как раз собралась сделать это уже завтра.

— Ты не сделаешь этого.

— Почему?

— Потому что нельзя.

— Да все уже готово, договорено.

— С кем договорено, о чем ты?

— С «писателем».

— Что ты гонишь? Какой может быть ОБ ЭТОМ договор?

— О пьянке. Мы напьемся вместе. У меня такое желание: испытать то же, что и он. Но годы не те, не вынесет уже душа поэта такой мощной дозы алкоголя.

— Это невозможно сейчас. Отмени. Я перезвоню.

Я не мог говорить открытым текстом, потому что в доме была Анна. Выйдя на улицу, я снова вызвал номер Вички, но она не ответила. Не ответила — МНЕ!

Я написал ей подробную СМСку, где объяснил суть, рассказал про следователя. Она не ответила. Как выяснилось позже, девчонка удаляла не глядя мои сообщения, как по телефону, так и интернетом, хотя я весь вечер долбил ее. Удаляла, конечно, из слабости: боялась, что мне удастся ее переубедить.

Я был в панике. Если писатель умрет, то мне конец. К тому же, что самое главное, теперь мне уже и вовсе была не нужна его жалкая гибель. Анна стала моей. Пусть она и досталась мне подержанной и старой. Пусть я больше не любил ее, а презирал, испытывая к ней даже некую брезгливость. Но я все же добился ее, и моя жизнь получила смысл, казалась мне теперь вообще каким-то совершенным, завершенным процессом.

Я лихорадочно искал выход — весь вечер, даже когда долбил своим неумолимым маятником ее бездонный колодец, и лишь только в момент, когда из меня выпрыгнула стая юрких мышей, я понял, что должен все рассказать этой женщине.

Впрочем, не все и не сяк. Я решил немного передернуть реальность, как все ее так или иначе передергивают друг другу в этом романе на троих.

— Я хочу признаться тебе кое в чем, — начал я.

Анюта приподнялась на локте, прядь крашеных волос пала ей на лоб, легион моих мышей успешно карабкался внутри нее, переходя Суворовым через Альпы.

— У тебя что — женщина есть? — спросила она. — Или даже несколько…

— Да нет, только одна.

— Не пойму, когда ты умудрялся с нею встречаться, ведь все эти недели ты всегда был у меня на глазах. Как умудрялся раскрывать скобки-то?

— Нет, при тебе я с нею ни разу не встречался. Не раскрывал.

— Значит, и нет у тебя никакой женщины. Ты же не сможешь быть с нею, если вернул любовь юности. Да и не захочешь смотреть ни на какую другую после меня. И значит, вся эта женщина — в прошлом.

Мыши уже совершали взятие снежной крепости, на переднем плане был самый хитрый боец, с огромным снарядом в рукавицах. Впрочем вскоре Суриков стал Верещагиным: закрытые двери мечети встретили его, распаляя развратной резьбой.

— У меня тоже есть от тебя маленькая тайна, — продолжала она, и я с горечью цокнул языком: какое мне дело до твоих тайн, когда меня вот-вот могут убить?