Нина Голованова - Люк и Фек. Мир и Война

Пропитались чесноком
В кухне даже стенки.
Дуся часто с юморком
Представляла сценки.
Как-то раз, надев пиджак,
Брюки, шапку Фека,
Так как будто у служак
Из районных ЖЭКов,
И, держа портфель в руках,
В комнату приезжих
Вторглась в черных башмаках
И в очках облезших.
Бабка в комнате была,
Жгла электроплитку
И стояла у стола
С пачками кредиток.
Перед ней был чемодан
Весь набит деньгами.
Соня старый сарафан
Дергала руками.
С страхе, Дуську не узнав,
Вздумалось тут бабке,
Чуть на плитку не упав,
Деньги прятать в тапки.
Дуся выскочила в дверь
И расхохоталась.
Сонька злющая, как зверь,
На нее ругалась:
«Черт рябой»-неслось ей вслед —
«Чтобы было пусто!
Много тебе разных бед,
Коль ума не густо.»

Первыми пришли домой
Сестры Циля с Ритой,
Совещались меж собой.
Дверь была закрыта.
Вскоре, как всегда спеша,
Люк пришла с завода.
Нянька, грубостью греша,
Брякнула ей с хода,
Как соседка плитку жгла,
Тьму считала денег.
Люк поверить не могла,
Словно в приведенье
В этот толстый чемодан
С пачками кредиток.
Может это был обман,
Дунин пережиток.
Нянька матерью клялась,
И божилась страстно.
Люся к Марье собралась,
В общем не напрасно.

Муж Василий-прокурор
Оказался дома,
Слушая их разговор,
Он сказал: «Знакома
Тема. Спешка, весь завод
Мог попасть в засаду.
Не успел тогда народ
Получить зарплату.
Знаю, следствие вели,
Но закрыли дело.
Поезд бомбы подожгли,
В кассе все сгорело.
Следствие вел их земляк
Из Днепропетровска,
Может быть сестер свояк,
Парень очень скользкий.
Дело вновь открыть теперь
Будет очень трудно,
Установлен факт потерь
И притом прилюдно.
Было глупостью большой
Дусино актерство.
Чем ломиться с чепухой,
Надо было просто
Нам сказать и проследить
За старухой тайно,
С понятыми учинить
Обыск неслучайный.
А теперь они следы
Спрячут, шито-крыто.
Нет вещдоков и в суды
Дверь для нас закрыта.

«Но о деньгах ничего
Ведь не знала Дуся, —
Молча выслушав его,
Пояснила Люся. —
Знала, что соседка днем
Жгла электроплитку.
Думала пугнуть рублем.
Это ж нам в убыток,
Деньги лишние платить
За чужие нужды.
Нам итак не просто жить.
Иметь совесть нужно.
И к тому же введены
Жесткие лимиты.
Под запрет попасть должны
Все электроплиты.
Видно совести совсем
Нет у них в помине,
Раз оставили ни с чем
Многих на чужбине».

Провожая Люк к двери,
Вася был серьезным:
«Люда, ты теперь смотри,
Будь поосторожней.
Циля с Ритой могут мстить.
Не исчезнет страх ведь
Что ты можешь заявить,
И придется впредь им
Объяснять, откуда вдруг
Может денег много
Взяться, тут не в силах друг
Оказать подмогу.»
Только Люк к себе домой
Дверь открыла тихо,
Дуся с мимикой живой,
Шмыгнув как зайчиха,
Сообщила, что ушли
Только что сестрицы,
Сумки еле волокли.
Злые, как тигрицы.

Подошел к концу январь.
Дочка Вика, крошка
Всех пугалась, как дикарь,
Ела понемножку.
Врач сказал, что лечат дни
Тут все может статься.
Организм без толкотни
Должен сил набраться.
И вниманье, и уход
Ей необходимы.
Будет видно через год,
Все ли невредимо.

Боря ей прислал письмо
И просил прощенья,
Были новым для него
Все ее волненья.
Он целует руки ей,
Как своей святыне,
Если так любить детей,
Сердце не остынет.
Попросил ему писать
Иногда о жизни.
Он же будет отвечать —
Бить врагов отчизны.

Из Козлова весть пришла,
Мама написала:
Не находятся слова
Выразить, что стало
С их отцом. Он истощен
От своей болезни.
И по внукам скорбь еще
Не была последней.
Старший сын Сергей попал
К немцам в окруженье,
Друг в письме им описал,
Тяжесть положенья.
Прикрывал Сергея взвод
Отступленье части.
В этот долгий эпизод
Он был в вражьей власти.
Отошли. Не смог Сергей
Их догнать с отрядом.
Как искать своих друзей,
Когда пули градом.
А кругом промозглый лес,
Дождик с колким снегом.
Но в войну полно чудес:
Кто ползком, кто бегом
Добирался до своих
Месяц или больше.
Ждут пока ребят живых,
Будут ждать и дольше.