Виктор Авин: Избранное. Том 3: Миграция Души, 1982–2012

С поволокой женской влаги —
Слез, назрев стекла одна
Открыв бороздки у замка
Ресничек, хлопнувших некстати
Как всегда
И завертелся ключик в глазках
Туда-сюда, туда-сюда
После смазки вдруг расхлопнув
Навсегда. Жизнь прошла.
Одна, вторая… Чих, орда
Марширует молоточков
По коленным чашечкам
Звонко бьют, открыв окошко
Высыпаются монеты
Из 3Dушной особи
Вдруг из спаленки Суок
Выбегает осенью
Молоток. И ожила!
Снова вслед бежит слеза
Открыв бороздки у замка
Ресничек, хлопнувших некстати
Как всегда…

Нас пугали свинцовыми тучами
А они оказались пушистыми
Седыми, писако-чернильными
Смешными, волчисто-лебяжьими
Нас пугали капита-враглистами
А мы оказались клубничными
Сначала с ботвой из субтрупиков
А выросли — с древними листьями
С деревня’ми погосто-помещичьи
И с евроремонтом по ГОСТУ
Чтобы плюнуть — по-прежнему крестимся
Нам шинели всегда не по росту
Спины белые, красные лацканы
В серо-буро-малиново небо
Утыкаемся словно фуражками
С кре’млями-гра’блями дремля
И нас хлопнули: «дубль двенадцатый!» [21] Евгений Евстигнеев раздражал режиссеров тем, что между съемками все время спал. Но зато играл как Бог в каждом дубле. И миллионера Корейко и азартного Парамошу и профессора Плейшнера и академика Преображенского…оказывается он был в нирване, входил в образ как вся страна, — поняли режиссеры как он восстанавливал жизнь во сне.
И мы взвились со скал Парамошами
В тучи-колейки Корейками
Пробили их в окна и с Плейшнерами
Летим в небеса (рядом Шариковы)
Профессорами Преображенскими…

Спортсменов бывших не бывает
Кто пули чувствовал полет
Паренье в воздухе, и лед
Летящий у голов назад
В бобслее и прыжках на лыжах
В гинатском слаломе, санях —
Творец и птица, не снаряд
Познает чувственно блаженство
Пространства, легкость в вышине
Природ баланс — «внутри» и «вне»
И скорость 100 наедине
с порогом «жизнь» где шаг — палата
И птичка из фотоаппарата
И юность, души вылетают
Но скорость в нас рождает космос
И остается в голове.

Мне неначто похоронить своего отца
Похороны будут стоить богатства мира
И дети придут — с крестом на плечах, гора
Один, второй в чалме, а третий совсем «дурак»
С пейсами и звездой на груди для тира
Мне непочто ходить на его могилу
Он все еще жив, он вечно жив, нет могилы отца
Все больше и больше нужна ему своя квартира
Свой Дом, своя Церковь Единого Бога, тогда
Сын никогда не убьет своего Отца,
а Отец — своего сына.

Поэт:
У каждой звезды есть планета Земля
За которую держится солнце
Земля не видна потому что она
Не’ излучает свет бонзы
Политикан:
В космосе жизни как грязи, братва
Осталось нам выбрать планету
Где будем не здесь и не там, не ботва
А князи, а главный — по свету.
Бог принял от страха таблетку.
Поэт пошутил на века.
Его и послали в разведку.
Жди в поле ветра, Земля —
Политик посеял зерна, сделал метку.

Люди нужны там, где золото продают
Где золото в подыконниках выставляют
А там где его добывают, не нужен уют
Там нужно золото а не те кто его поставляет
Золото ослепляет хотя и чернит глаза,
Руки, от грязи отмывающие его Князям
Святым потом признанным по заслугам
За вторжение крови в молочные берега
Золото гасит воздействие взгляда из под гвоздя
Не забивает глазниц, золотом убивают слуги
А оно просто лежит и впитывает в себя граммы
Золото — это слово, на вес измеряется
И за отсутствие его мстит кто не слышит
Облагораживает тех, кто его различает
По надрезу на языке у Христа из золоченой рамы.