Ричард Мейсон - Тонущие

Усилием воли я принудил себя поднять голову. Решительно заглянул Эрику в глаза и не без труда выдавил, что не хочу говорить об Элле. Потом глубоко вздохнул и взял его за руку.

— Теперь я действительно тебя не понимаю.

— Мне кажется, понимаешь. — Голос мой звучал ровно, я твердо решил не позволить ему сорваться. Взял Эрика за другую руку.

Неуверенность постепенно исчезла с его лица, уступив место улыбке.

— Поверить не могу, — прошептал он и робко взглянул на меня.

— Почему?

— Потому что… Mon Dieu, ну как это объяснить? — Эрик секунду-другую колебался, а потом решился довериться мне. — Потому что я люблю тебя и мне казалось, что ты видишь во мне только друга… Считал, она навсегда похитила тебя. — Он говорил торопливо, перескакивая с одного на другое, — так сильно не терпелось ему высказать все, что накопилось в душе.

Слова скользили мимо, не оставляя следа в моем сознании. В голове царила адреналиновая легкость, кровь стучала в висках, и я наклонился к нему, чтобы поцеловать.

Я помню этот поцелуй. О боже, как отчетливо я его помню! Вижу, как медленно приближается ко мне изумленное лицо Эрика, обрамленное черными кудрями. Ощущаю чужой, незнакомый запах, смесь пота и пены для бритья, чувствую прикосновение его рук к моим плечам, силу торопливого объятия. Сам поцелуй оказался грубым и резким, совершенно непохожим на поцелуй женщины. Вдруг он оказался на мне, начал расстегивать дрожащими пальцами мою одежду, а я оттолкнул его, вскрикнув:

— Нет! Нет!

В мозгу звучал голос Эллы, снова и снова повторявший, что простого поцелуя будет достаточно: тогда я буду знать наверняка. Выпрямившись, тяжело дыша, я лихорадочно пытался осознать, что же натворил, но понимал только, что прошел испытание, назначенное мне возлюбленной, и заслужил возможность увидеть похвалу в ее сияющих глазах.

И только тогда я заметил счастливую улыбку на губах Эрика, лицо его светилось от страсти, какой я прежде никогда в нем не видел, тело было напряжено как струна. Лишь тогда у меня зародилось подозрение, позже переросшее в уверенность: нельзя для своего удобства и спокойствия делить человека на друга и любовника.

Эрик тяжело дышал, в глазах плясали огоньки; он взял меня за руки, наклонился, и в этот момент я понял, что навсегда потерял друга. Я молчал, удрученный этой мыслью, но, когда его губы вновь потянулись к моим, встал с кровати и, собравшись с силами, произнес:

— Я… я не готов…

Он медленно и почтительно отпустил мои руки. Я видел, какое усилие он делает над собой, чтобы сдержаться, обуздать желание, подавляемое на протяжении стольких месяцев и вырвавшееся наконец на свободу, и преклонялся перед ним. Продолжая сидеть, он потянулся ко мне и опять взял мою правую руку, вопросительно подняв бровь. Мне не хватило духу ему отказать.

— Я люблю тебя, Джеймс, — тихо сказал Эрик.

Я промолчал.

— Люблю с того самого дня, когда впервые увидел, с той минуты, как ты вошел в гостиную Реджины Бодмен.

У меня кружилась голова. Эрик попытался привлечь меня к себе, но я воспротивился и двинулся к окну: больше не мог выносить его прикосновений. Далеко внизу под нами, на улице, мерцали огни, сновали туда-сюда по мостовой машины.

Это может показаться весьма странным, но я совершенно не думал о том, как буду вести себя со своей «наградой», когда выиграю ее. Все мои помыслы тогда сосредоточились на одном: пройти назначенное Эллой испытание и доказать ей свою преданность, не более того. А теперь я обнаружил, что больше не могу даже смотреть на своего друга. Полагаю, мне уже тогда стало ясно: что бы я ни сделал, все станет для него ударом.

В ту ночь Эрик покинул меня, озадаченный моим молчанием, но с мыслью, что понимает его.

— Мне достаточно того, что сегодня произошло, — проговорил он, а я продолжал, отвернувшись, стоять у окна, не в силах взглянуть ему в глаза. — Я ухожу. Остальное придет позже, в свое время.

Он приблизился ко мне и положил руку на плечо, но, почувствовав, как у меня напряжены мускулы, тут же убрал ее.

— Спокойной ночи, — сказал он.

У дверей Эрик задержался, я собрал остатки мужества и посмотрел ему прямо в лицо.

— Ни разу за всю мою жизнь я не был так счастлив, как сейчас, — произнес он ласково и вышел из комнаты.

Я пытаюсь вспомнить, что испытывал, когда раздевался и ложился в постель. Выключив свет, старался думать об Элле, но у меня не получалось увидеть перед собой ее глаза, ощутить прикосновение ее губ на своих губах. Я чувствовал лишь грубую энергию поцелуя Эрика, пламя его страсти. И именно в тот момент в первый раз ощутил горький вкус предательства. Я знал, что больше ни одной ночи не смогу оставаться в этом доме, хозяева которого доверяли мне, что на следующий день я должен уехать. Какая угодно ложь станет оправданием, только бы обрести свободу. В поту, холодея от сознания того, что натворил, я лежал, не в силах заснуть, и старался ни о чем не думать.