Дэвид Николс - Один день

— Я все понимаю.

— Стефани заверила меня, что вы очень талантливы. Мне очень хотелось бы прочесть ваши работы…

Эмма подходит к лифту и с силой нажимает кнопку вызова:

— Да уж…

— Ну, по крайней мере, будет чем повеселить друзей!

Повеселить друзей ? Она тычет в кнопку лифта, точно пытается выколоть глаз. Да не хочет она веселить друзей; она хочет изменить свою жизнь, вырваться из этого болота, а не веселить друзей! Вся ее жизнь — сплошные веселые истории, бесконечная вереница анекдотов, а ей хочется хоть раз сделать что-то стоящее. Хочется добиться успеха или хотя бы надеяться на это.

— Боюсь, на следующей неделе встретиться не получится, я уезжаю в отпуск, поэтому придется подождать. Но до конца лета непременно увидимся, обещаю.

До конца лета? Месяц за месяцем будет идти без изменений. Она снова нажимает кнопку лифта и молчит, как насупившийся ребенок: пусть мучаются. Они ждут. Марша, которую происходящее как будто нисколько не смущает, изучает ее внимательными синими глазами.

— Скажите, Эмма, а чем вы в данный момент заняты?

— Работаю учительницей английского. В средней школе в Лейтонстоуне.

— Наверное, это очень сложная работа. Как у вас находится время писать?

— Я пишу по вечерам. По выходным. Иногда рано утром.

Марша прищуривается:

— Должно быть, вы действительно увлеченный писатель.

— Это единственное, чем мне сейчас хочется заниматься, — говорит Эмма, не только удивляясь собственной искренности, но и сознавая, что это действительно правда. За ее спиной открываются двери лифта, она смотрит через плечо и почти жалеет, что нужно уходить.

Марша протягивает руку:

— Что ж, мисс Морли, до свидания. С нетерпением жду нашей следующей встречи.

Эмма пожимает ее длинные пальцы:

— А я надеюсь, вы найдете себе няню.

— Я тоже. Последняя оказалась просто психопаткой. Вы-то, конечно, вряд ли согласитесь? Почему-то мне кажется, вы весьма подходите на это место. — Марша улыбается, и Эмма отвечает улыбкой; Стефани за спиной у начальницы закусывает губу, шепчет: «Прости-прости-прости» — и показывает жестом, чтобы звонила.

Двери лифта закрываются; Эмма сползает по стене, кабина падает вниз с высоты тридцати этажей, и Эмма чувствует, как волнение сменяется унылым разочарованием. Сегодня в три часа утра она не могла уснуть и все представляла, как она и ее редактор спонтанно решают вместе пообедать. Вот она пьет холодное белое вино в модном ресторане на крыше небоскреба, развлекая новую знакомую забавными историями из школьной жизни… И вот как вышло — ее вышвырнули на улицу меньше чем через двадцать пять минут после появления в редакции.

В последний раз она была на южном берегу Темзы в мае, праздновала результаты выборов, но теперь от той эйфории даже следа не осталось. Поскольку у нее якобы желудочный грипп, она не может даже пойти на учительское собрание. Ну и что, все равно ее там ждут лишь очередные конфликты, упреки, злые инсинуации. Чтобы развеяться, она решает прогуляться и идет в направлении Тауэрского моста.

Но даже прогулка по Темзе не способна поднять ей настроение. В этой части набережной идет ремонт; всё в лесах и завешено брезентом, а здание электростанции на южном берегу кажется облезлым и унылым в летний полдень. Она проголодалась, но по пути нет ни одного кафе, да и не с кем туда зайти. Звонит телефон; она роется в сумке, обрадовавшись возможности поделиться своим негодованием, и слишком поздно понимает, кто звонит.

— Так, значит, желудочный грипп? — с сарказмом произносит директор школы.

Эмма вздыхает:

— Именно.

— Хочешь сказать, ты лежишь в постели? Однако судя по звукам, ни в какой ты не в постели. Судя по звукам, ты гуляешь на солнышке!

— Фил, прошу… не начинай.

— О нет, мисс Морли, нельзя же иметь все и сразу. Нельзя разорвать наши отношения и ждать от меня поблажек! — Он уже несколько месяцев говорит с ней таким подчеркнуто вежливым, бесстрастным и презрительным тоном, и она снова испытывает прилив злости оттого, что попалась в собственную ловушку. — Если ты хочешь, чтобы наши отношения были исключительно профессиональными, то они и будут исключительно профессиональными! Вот так! Так что скажи на милость — почему пропустила сегодняшнее важное собрание?

— Не надо, Фил, прошу. Я не в настроении…

— Мне не хотелось бы применять к тебе дисциплинарные меры, Эмма…

Она отводит руку с телефоном от уха, пока директор читает нотации. Громоздкий и устаревший, это тот самый телефон, что ей подарил любовник, чтобы «слышать ее голос, когда захочется». Они по этому телефону даже сексом занимались. По крайней мере, Фил.