Лия Флеминг - Забытые письма

Солдаты знают, что поставлено на карту. Неподчинение приказам почти равносильно мятежу и означает смертный приговор, так что участь его была предрешена. И все же у него хватило наглости обратиться к Гаю, он просил выступить его свидетелем на суде. Я тогда как раз был на передовой и не знал, в какой форме надо отозваться, так что на суде я не присутствовал.

И как бы я мог что-то хорошее сказать в его защиту? Я едва знал его. И Гай-то знаком с ним только через сестру, а это не в счет. Так что я написал, что смог, не подозревая, что письменное свидетельство не будет засчитано. Да, впрочем, вряд ли это сыграло бы какую-то роль, его послужной список говорит сам за себя. У него уже было несколько серьезных случаев, когда он не выполнил приказа, надерзил старшим по званию и так далее.

Нельзя терпеть подобное поведение, когда все поставлены в одинаковые кошмарные условия. Его судили по законам военного времени, и каждый такой расстрел служит уроком другим. Мне рассказали, он храбро держался.

Надеюсь, подробности этой истории не пойдут по деревне. Я беспокоюсь за нашу семью. Все это бросает на нас тень.

И, наверное, лучше не рассказывай Гаю. Скажи, что скоро мне дадут отпуск – если удастся выцарапать, конечно. Гай заслужил все ордена и медали, какие есть на свете, – так долго продержался в этом аду. Тут уж не полянки с цветочками. Я плоховато сплю, условия жизни здесь просто не поддаются описанию, но со мной все в порядке.

С наилучшими пожеланиями,

P. S. Свежие носки и присыпка от вшей очень не помешали бы».

Ох, Энгус, глупый ты мальчишка, вздохнула Хестер. Как же ты мог забыть, что ребята Бартли спасли тебе жизнь – тогда, много лет назад? Как наивно надеяться, будто никто не узнает, что Кантрелл отказался защитить одного из жителей своей деревни?

Какие детские письма он пишет. Как странно, он наслаждается пребыванием на войне и так и не научился ответственности. Неужели он никогда не научится думать о ком-то еще, кроме себя? Пора открыть ему глаза, встряхнуть как-то. Ну что ж, мать имеет право высказать ему все в лицо, заставить понять, что эту комедию пора кончать, и чем скорее, тем лучше. Довольно он дров наломал, он никому больше не должен причинить зла.

В ярмарочный день в кузнице было непривычно тихо – не топтались лошади, ожидая очереди подковаться, не галдели фермеры. Как странно, обычно это самая горячая пора, стригали один за другим несут ножницы – подточить, заострить, зачистить.

– Словно воскресенье сегодня, – пробормотала Сельма.

– Ну да, к обеду, глядишь, потянутся, – отозвался отец.

Но и в обед работы не появилось, так что он отослал Сельму домой.

После поминальной службы в церкви к ним редко кто заглядывал и никто особо не разговаривал. Мать перестала ходить на собрания Женского института, все больше сидела дома. Сгорбившись и словно став меньше, она была далеко в своих мыслях.

Что-то неладно. Стоило Сельме упомянуть Фрэнка, как она тут же встречала отпор. «Не сейчас… потом», – неизменно получала она в ответ. Сельма не понимала, отчего траур теперь так отличается от того, что они пережили с Ньютоном, вокруг них теперь будто выросла глухая стена тишины.

И начали происходить странные вещи. То в сарае на заднем дворе вдруг случился небольшой пожар, то собачьи какашки кто-то подбросил к порогу. А однажды утром она вышла в огород проверить горох и увидела, что все палочки вырваны из земли, а побеги растоптаны, будто по ним пробежалась отара овец. Кто все это делает, спрашивала она, но в ответ родители лишь пожимали плечами, лица их ничего не выражали.

Потом она как-то поехала на автобусе в Совертуэйт и всю дорогу чувствовала, как люди показывают на нее, толкают друг друга локтями и странно косятся в ее сторону. Мэриголд Плиммер прошла мимо, не повернув головы. Прежде на службе в молельном доме бывало так тепло, а теперь их окружала прохладная отстраненность.

Однажды в воскресный день она пришла в класс, а учеников не оказалось. Тогда она пошла к директору, спросила, где же все, но тот покачал головой:

– На дворе лето, ребята рвутся на воздух, носиться по полям. Может быть, осенью мы сможем снова начать обучение с вашим классом.

Странно, а все другие классы оставались полнехоньки…

Она что-то не так сделала? Сельма даже понюхала свои подмышки – вдруг от нее пахнет по́том. Или у нее рога за ночь выросли? Дома было ничуть не легче. Печаль плотной пеленой окутала дом, вязкой топью забираясь в каждый уголок. Родители в одночасье состарились, поседели. То молчат, то препираются по пустякам или тихо перешептываются. А когда-то за обеденным столом было столько разговоров, столько веселья…