Лия Флеминг - Забытые письма

– Вот армейские врачи и позаботятся об этом, продлят ему отпуск.

– Да, но тогда мне не видать армии как своих ушей! Ты не представляешь, до чего мне надоело смотреть, как зеленые глупые мальчишки отправляются на войну. Это я должен быть на их месте! А так я смогу испытать себя и доказать, что я ничем не хуже других.

– Ах, вот оно что, ты просто завидуешь родному брату? Давай-ка, дружок, прежде подрасти и посмотри фактам в глаза. Твои возможности… несколько ограничены. К этому надо отнестись взвешенно.

– Ничего подобного. И я искренне хочу, чтобы Гай смог подольше побыть дома. От моей затеи мы оба лишь выиграем.

– Гай никогда не согласится, – ответила Хестер, начиная поддаваться.

– А зачем ему об этом знать? Мы можем сказать, что я уехал в Лондон по делам. Доктор Мак напишет в своем заключении, что Гай слишком слаб, чтобы явиться на медосмотр, а к моменту его выздоровления я уже тут как тут! – и мы вновь поменяемся с ним местами. Тогда я смогу рассказать ему правду, если потребуется.

– Нет, ничего не выйдет. Это безумие. Огромный риск. Мы не можем так рисковать его службой.

– Какой службой? Да он и недели не протянет в окопах или на марше. Посмотри на это с другой стороны – фактически я спасаю ему жизнь, давая возможность задержаться дома чуть дольше. И я хочу показать, на что я способен. Неужели я и этого не заслуживаю?

– Энгус, но приступы могут возобновиться. И твои лекарства, их обязательно надо принимать.

– Не беспокойся, я наберу с собой целую кучу. Все со мной будет в порядке. Подумай об этом. Так будет лучше для нас обоих, и в особенности для Гая. Мы же близнецы. Я не хочу, чтобы с ним что-то случилось. Особенно после папы.

– Пожалуйста, сними форму. Позволь мне все обдумать. Если в самом деле оттянуть его отъезд на недельку-другую… Но если это когда-нибудь выплывет, Гай предстанет перед военным трибуналом.

– Ну, до этого не дойдет, мы же совсем на чуть-чуть… Вот весело-то будет! – хохотнул Энгус.

– Война – это не весело. Ты уверен, что вполне это осознаешь? – спросила Хестер, увидев, как в его глазах пляшут шкодливые огоньки.

Какая бредовая затея, и как только Энгус додумался до такого! Но все-таки нельзя не признать, в ней есть и здравое зерно. У нее будет время поосновательнее поставить его на ноги – и время удержать его подальше от этой девицы, пока он не выставил себя на посмешище. При этих резонах он просто не сможет выйти из дому. И так она убережет своего драгоценного сыночка от снарядов и окопов. Если бы только Энгусу не пришлось рисковать при этом… Храбрый мальчик. Ему так хочется сражаться плечом к плечу со своими товарищами. Конечно, в его мотивах всего понамешано – отчаяние и скука, зависть и любопытство, и все же это безумие, совершеннейшее безумие…

– Тебе не пора проведать лошадей? Снимай-ка форму, а еще лучше дай ее мне. Лучше нам забыть об этом разговоре. Следующая медицинская комиссия у него через неделю или две, не раньше.

– Но, мама, я так здорово все придумал…

– Довольно. Передай мне форму сейчас же. – Внезапно она замолчала, озаренная неожиданной мыслью. – Впрочем, ты можешь кое-что для меня сделать. Что-то очень важное, но только Гаю об этом – ни слова. Об этом будем знать только ты, я и стены.

Эсси, Эйса и Сельма стояли на продуваемом насквозь перроне в Совертуэйте, пронизывающий ледяной ветер забирался под их тяжелые пальто и юбки, срывал шапки. Фрэнк стоял прямо, но его колотила дрожь. Он ждал поезда на Лидс, который отвезет его обратно в казарму, а потом во Францию. Говорить никому не хотелось. Его отпуск оказался таким коротким и закончился так быстро…

Расставания – развлечение не для слабых духом, но Эсси настояла, чтобы они все пошли провожать Фрэнка.

– Сынок, пусть у тебя в кармане будет кое-какая мелочь, – проговорил Эйса и, подмигнув, вложил ему в ладонь несколько монет.

– Спасибо, пап.

– Ты уж не забывай нас, пиши! – попросила Эсси, изо всех сил вцепившись в него и сдерживая подступающие к горлу рыдания.

– Буду стараться, обещаю. – Серые глаза сына, казалось, не выражали ничего. Во всяком случае, прочесть, что у него на душе, было невозможно. Между ними осталось столько всего недоговоренного! Он кажется одновременно и совсем молоденьким, и очень старым, и сердце у нее сжималось при мысли, что, быть может, она видит его в последний раз. Но она гнала ее, эту поганую, подлую мысль.

– Фрэнк, ты поосторожней там, ладно? Чтоб никаких неприятностей! Просто делай свою работу, ты меня понимаешь?