Карл-Йоганн Вальгрен - Водяной

— А ты как думала? Через год? Роббан, помоги сестре.

Наркоман не спускал с меня глаз, и взгляд его мне очень не нравился. Он мысленно меня раздевал и фантазировал, что бы стал со мной делать. Я взяла брата за руку, и мы пошли к двери.

— Ничего страшного, Нелла, — заплетающимся языком пробормотала мама. — Всего несколько недель… а потом переедешь назад. Положишь матрас рядом с кроватью Роберта, и будет очень уютно. Оч-чень уютно… С уроками пожо… поможешь… И кстати, Роберт, у папы есть для тебя подарок.

Мне хотелось поскорее уйти, но Роберт при слове «подарок» остановился как вкопанный и улыбнулся. Папа достал из кармана брюк очешник, открыл и протянул ему новые очки:

— Ты слышал, что я сказал про твои очки. В них стыдно людям показываться.

— Но это же очки для чтения…

— И что? Ходишь, как бомж, в заклеенных очках. Срам, да и только. Попробуй эти!

Роберт был прав. Это очки для чтения. Такие же, как у нашей англичанки, только стекла потолще. Отец вырвал у него очки и надел на него новые.

— Я ничего не вижу, папа… Правда, ничего…

— Кончай нытье. Я их купил у знакомого, показал ему твой рецепт, и он сказал — все в порядке.

— Для чтения — да, но вдаль я ничего не увижу. Меня начнет тошнить.

— Ничего, привыкнешь. Расслабься, Роббан.

— Папа, пожалуйста, отдай мне старые. В этих я ничего не вижу.

Отец наградил его ледяным взглядом, взял старые очки и сломал их пополам:

— Получи! Может, приклеить их тебе намертво на морду? От этого дерьма давно пора было избавиться, не понимаю, как твоя мать это терпела.

Он повернулся к матери, но та ничего не заметила, танцевала и танцевала, то и дело оступаясь, а наркоман теперь смотрел на нее, теперь до нее дошла очередь, он раздевал ее своим пустым взглядом, тряпка за тряпкой…

— Чем ты, блядь, занималась, пока я сидел? Пила только как сапожник… или еще что-то?

Мы замерли, но отец не был бы отцом, если бы у него не случались такие вот резкие перемены настроения.

— Ладно, ребята, — сказал он весело. — В нашей семье не должно быть ссор. Я завтра уезжаю, и меня несколько дней не будет. А сегодня праздник. Давайте освободите пока Неллину комнату.

Прошла неделя — отец не появлялся. Мама говорила, он в Гётеборге с Лейфом и тем нариком, у них там какие-то дела, и она не знает, когда он вернется.

Я освободила комнату и перетащила все к Роберту. Может, на время, а может, на всю зиму. Отец потребовал все ключи, сложил там свои товары или не знаю что и запер дверь. От матери помощи не дождешься — она всегда принимала сторону отца. Не знаю уж почему. Скорее всего, из страха, а может, это такая любовь вывихнутая, как и все у них.

Беда в том, что Роберту было очень плохо. Его угнетало постоянное присутствие в доме каких-то неизвестных уголовников, и к тому же эти новые очки — он в них и в самом деле ничего не видел.

В понедельник он объявил, что в школу больше не пойдет — ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. До конца полугодия. Что я там буду делать, сказал он. Я же все равно ничего не вижу. И у меня голова кружится в этих очках. Лучше добровольная слепота.

И никакие мои уговоры не помогли — классный руководитель наверняка сообщит в социальные службы, ты же сам понимаешь, какие могут быть последствия… безнадежно. Ничто не могло сломить его упрямства. И у меня тоже не было сил его убеждать — по большому счету он прав. К тому же я ужасно устала, и тот остаток энергии, который еще сохранился, надо было беречь. Потом, когда мы сделаем что-то для водяного, займусь вплотную Робертом.

Всю неделю мы с Томми ломали голову, старались что-то придумать. Планы отвергались один за другим. На звероферме опять кипела работа, готовили следующий убой норок, там все время толклись люди, а по ночам спускали с цепи сторожевую овчарку. Томми специально несколько раз проходил мимо — во дворе все время стояли машины.

— Они, по-моему, водят туда экскурсии, — сказал Томми. — Показывают водяного. Все время подъезжают и уезжают. И братан каждый вечер туда мотается.

И наверняка мучают его, подумала я. Медленно убивают. Просто так, потому что им это нравится. Они так устроены. Есть же такие сволочи.

А может, есть еще какая-то причина? Контрабандные сигареты, водяной, отец, Лейф, этот противный нарик, другие темные личности — может, все это как-то связано друг с другом, и мы просто не понимаем как. И стоит только потянуть за одну ниточку в этой сети, и все пойдет наперекосяк.

Мне все же удалось выведать, что хранит отец в моей комнате. Я открыла замок отмычкой, из тех, что мне дал профессор. Штабеля сигаретных блоков на полу, сотни, не только те, что он купил на звероферме, и не только датские — немецкие и еще какие-то. Наверное, у него был и другой источник. Сигарет было куда больше, чем он сам мог продать, — похоже, хочет создать какую-то базу или склад, поставить торговлю на широкую ногу.