Энн Фортье - Царица амазонок

Какие правила? Мирина огляделась по сторонам в поисках ответа, но не нашла его. Анимона низко склонила голову, а Кара улыбалась – самодовольно, важно, понимая, что ее улыбка уколет Мирину куда сильнее, чем просто укоризненный взгляд.

Тем же вечером за ужином Анимона ткнула ложкой в сторону стены и сообщила:

– Они все здесь. Храмовые правила. Кто-то должен был тебе объяснить. Наверное, мы просто забыли. Мы уже слишком к ним привыкли.

– Где?

Мирина уставилась на стену, но не увидела ничего, кроме повторяющегося черного рисунка на кремовой штукатурке. Она не сразу поняла, о чем именно говорила Анимона. Во время ужина все разговаривали только на официальном языке храма, а Мирина, хотя и училась всему очень быстро, все еще с трудом понимала даже самые простые фразы. Не шло на пользу делу и то, что Лилли все еще хранила обет молчания; и хотя сестренка сидела на скамье рядом с Мириной, морщась от усилий не нарушить данное обещание, она ничем не могла ей помочь.

– Да на стене! – Анимона снова взмахнула ложкой. – Они тут написаны. Что мы можем делать, а чего не можем. Ты разве их не видишь?

Одна из женщин вмешалась в их разговор. Она была старше подруг, и ее седеющие волосы были аккуратно убраны под шапочку.

– Это называется письмо, – объяснила она Мирине с полным искреннего сочувствия взглядом. – Все эти маленькие рисунки – на самом деле слова.

Видя замешательство Мирины, женщина зачерпнула из солонки немного соли и высыпала ее на стол тонким слоем.

– Когда мы говорим, мы пользуемся ртом, чтобы произносить звуки. Когда мы пишем, мы пользуемся руками, чтобы создать определенный рисунок. Но мы выражаем то же самое. Смотри… – Она начертила на соли два маленьких значка. – Вот. Кай-ми. Я могу это произнести, но я могу и написать это. Понимаешь?

– Что такое «кайми»? – спросила Мирина.

Женщина рассмеялась:

– Это я. Мое имя – Кайми. Мой отец был писцом. Поэтому и я научилась писать и читать. Правда, никто не собирался специально учить меня этому. – Она усмехнулась. – Только я отлично умею подслушивать. Смотри. – Кайми стерла собственное имя и вместо него трясущимся от волнения пальцем начертила другое: «Ми-ри-на».

Мирина зачарованно уставилась на рисунок. Но едва она протянула руку, чтобы коснуться его, как по комнате пробежал шепоток, и Кайми быстро смахнула соль.

В дверях обеденного зала стоял один из евнухов.

– Ешь! – Анимона испуганно склонилась над своей тарелкой, подтолкнув Мирину локтем. – Это Дайс. Не смотри на него!

Евнух неторопливо обошел комнату, ненадолго задерживаясь у каждого из столов, явно ища какой-нибудь повод для придирки. Не найдя ничего, Дайс наконец закончил обход и покинул столовую.

– Нам не положено знать алфавит, – наконец решилась заговорить Анимона и с укором посмотрела на Кайми. – Или впустую расходовать соль. Так сказано в правилах.

Мирина перевела взгляд со стены с черными значками на стол, на котором осталось несколько крупинок соли.

– Правила говорят, что нам не разрешается читать правила?

Анимона пожала плечами:

– Ну, все и так выучили их наизусть.

– Знаешь что? – Кайми высыпала на стол еще горсть соли, разровняла ее, не обращая внимания на шепоток, поднявшийся вокруг их стола. – Вот что я думаю. – Она изобразила несколько новых значков, и на этот раз ее длинный палец двигался гораздо увереннее.

– И что тут говорится? – с нетерпением спросила Мирина.

Кайми с горделивым видом показала на каждое из слов:

– «У Дайса – есть – титьки!»

И скоро уже весь обеденный зал тихо хохотал. С суровым видом сидела только Анимона.

– Мой дед был моряком, – сказала она Мирине, переходя на древнее наречие. – Он не мог тратить время на глупые игры. – Анимона склонила голову набок, всматриваясь в правила, написанные на стене храма. – Я знаю их наизусть, потому что часто слышу. Мы все знаем их наизусть. К чему уметь их читать?

Согласно этим самым правилам, еду подавали трижды в день в одно и то же время, а остальной день был расписан для других занятий. Встречи с паломниками, получение подношений от них, выслушивание их молитв… и каждый день, ровно в полдень, приветствовать всех пришедших к храму, то есть в основном бестолковых иностранцев, процессией, распевающей молитвы под торжественный бой старого барабана из воловьей шкуры.

– Что это они делают? – шепотом спросила Лилли, забыв об обете молчания, когда они с Мириной в первый раз стали свидетельницами этого представления.