Я заплакал. Сперва слезы катились беззвучно. Потом я стал всхлипывать. Гари в упор этого не видел. Я стыдился своей слабости: того, что жалею себя, при нем; стыдился тем сильнее, что его это не растрогало. Наконец я сказал:
- Ты другой, Гари. Не такой, каким хочешь казаться. Ты явился сюда издалека; сны, которые ходят с нами по жизни, значимы; это память об истинном нашем происхождении... наша настоящая родина.
Я не посмел сказать ему, что видел второго Гари... его обнаженную суть, ТВОЕГО брата. Но, произнося эти фразы, я уже твердо знал, что моя любовь к Гари проверку выдержала; что никакое его слово, никакой промах, никакой проступок не изменят его сути, какой она мне открылась... и теперь сидела рядом со мной. Что сам Гари и есть эта сдвоенная форма: нечто, не существующее в реальности, ПЛЮС тело; причем существеннее, чем тело, это другое, которое я никогда не перестану любить, потому что в нем, Гари, возвышенное и прекрасное вообще не разделены. Я сказал себе: он человек, подобного которому нет. И тут же обвинил себя в том, что я ослеп от любви, уподобился зверю, идущему по пахучему следу... на аромат, который едва уловим, и все же обещает телесное чудо, высочайшее упоение. Я понимал, что и внутри, и снаружи все для меня изменилось; но я не знал, не придется ли оплатить такое преображение смертью. А вдруг мое погребение уже началось - всем этим: этой лачугой... присутствием Гари... нанесенным мне увечьем... телесной болью, неприятным лихорадочным жаром... Вдруг я уже окружен моей новой родиной... Вонь на этом дворе... чужой, Гари, который мне теперь ближе, дороже, чем любой из прежних знакомых, и полностью затмил Валентина... слились, став новым физическим измерением - переливчато мерцающим, как все подмененное, не связанное с обычной человеческой жизнью. Сам двор тоже, собственно, не был ландшафтом: он не имел отношения к этому новому миру, пока еще плохо мною освоенному. Двор был серым, бесцветным. И, вопреки жестким рассказам Гари, который видел в нем театральные подмостки, никакой такой цели не служил. Ибо люди с пяти этажей не спускались вниз, чтобы на короткое время исчезнуть за одной из двух фанерных дверей. Они оставались для меня гипотетическими людьми, призраками, не различимыми отчетливо. На дворе я заметил колоду для рубки мяса... и воткнутый в нее топор со светлым лезвием... похожий на топор палача. Здесь даже эшафот есть, мелькнуло у меня в голове. Но я об этом тотчас забыл.
На сей раз Гари не сказал, что я не в себе. Он молча зашивал мою куртку. У меня закружилась голова, и я зажмурился; но почти тотчас что-то рядом со мной шевельнулось. Я почувствовал близость чего-то живого. И от страха снова открыл глаза. Я увидел: рукав куртки Гари колышется, в одном месте даже образовалась выпуклость, хотя я за него не тянул. Рукав как-то странно двигался. Я, ища помощи, схватился за руку Гари. Он, видимо, сразу все понял.
- Это Тиге,- сказал он,- веди себя поспокойнее!
- Какой Тиге? - испуганно спросил я.
- Тиге - самец крысы, - сказал Гари. - Мой дружок. Я его повсюду ношу с собой. Он живет в карманах и рукавах моей куртки. Иногда самостоятельно где-то бродит, ищет приключений. Сейчас он наверняка хочет есть.
Я почувствовал себя неуютно.
- Посмотрим, что Тиге о тебе думает... за кого тебя принимает. Он очень умный.
Я не смел шевельнуться. Тиге, внутри рукава, карабкался вверх. Приближался к моей шее.
- Не бойся! Он не укусит. Думаю, он хочет с тобой поздороваться.
Я решил сидеть тихо, какие бы неприятные сюрпризы меня ни ждали. Крыса уже добралась до плеча, высунула голову из-под воротника, с любопытством меня обнюхала. Потом вылезла вся, ловко пристроилась рядом с ухом, встала на задние лапы и принялась обсасывать мои волосы, слипшиеся от крови.
- Вкусно, Тиге? - спросил Гари. И, обратившись ко мне: -Твоя кровь ему нравится; против тебя он ничего не имеет. Во всяком случае, не считает тебя ядовитым.
- Я еще никогда не позволял крысе вот так обсасывать мою голову, - робко сказал я. - Приходится себя преодолевать...
- Я тебя освобожу от Тиге. Главное, что ты ему нравишься. .. - что он тебя не боится; иначе давно бы переметнулся ко мне.
Гари протянул руку к крысе. Она прыгнула ему на ладонь, побежала вверх по руке и уселась рядом с его ухом, как прежде сидела рядом с моим. Теперь только я разглядел, что это крупный черно-бурый зверек с умными глазами, сверкающими, как шлифованый оникс.
- Тиге скоро умрет, - сказал Гари, - Крыса живет всего 600 или 700 дней. Этот срок уже на исходе.
Читать дальше