Ханс Хенни Янн - Это настигнет каждого

- Вы несправедливы ко мне, господин генеральный директор, - сказала экономка. - Я служу здесь уже почти двадцать лет. И всегда очень старалась. У вас не было поводов для жалоб...

- Вы в этом так убеждены, фру Линде? Вы имели в виду, что мое молчание всегда означает одобрение? Я не впервые сталкиваюсь с тем фактом, что в последние месяцы -с тех пор, как я стал иногда проводить ночи вне дома -под этой крышей устраиваются какие-то подозрительные дела. Хочу поставить вас в известность, что я это заметил.

Фру Линде судорожно глотала воздух; но молчала.

- Если вы не в состоянии восстановить прежний порядок - аккуратное ведение хозяйства, уважение ко мне и к моему сыну, проявляющееся даже в том, что касается наших мелких желаний, - то мне придется искать других, более надежных помощников. Вы, фру Линде, не какая-нибудь незаменимая чиновница; вас оценивают всякий раз заново - по вашей работе и вашему поведению.

- Вы хотите от меня избавиться! - крикнула экономка. - Вы хотите снова жениться, потому-то я и должна покинуть дом!

- С чего вы так решили? - спросил директор пароходства.- О женитьбе я даже не помышляю. Да и какое вам дело? Что вам за дело до моей частной жизни или до жизни моего сына? Разве вы приставлены охранять наши пути? Только что произнесенная вами ложь произвела на меня крайне неприятное впечатление. Вы слишком много думаете о вещах, в которых, по причине своей неразвитости, некомпетентны. Хозяйство же между тем заброшено.

- Это прям-таки обвинения, - сказала экономка, - обвинения! Пойду поищу бутылку. - Она вздернула подбородок и, расправив плечи, гордо удалилась.

- Что за странная сцена? - спросил Матье у своего отца.

- Необходимый разговор. Дело в том, что фру Линде постоянно пытается что-то разнюхать о моем... возможно, и о твоем тоже... образе жизни. Открытки, приходящие без конвертов, она читает наверняка... и письма, которые я забываю спрятать в стол. Может, шампанское из холодильника выпили слуги, но это не столь существенно. В последнее время мой винный погреб вообще подозрительно опустел. Я находил пустые бутылки, из которых сам не пил. А ты, думаю, тоже так много не пьешь.

- Конечно, нет, - ответил Матье, - разве что иногда бутылку портвейна...

- Кроме того... меня возмутило ее лживое утверждение, будто я собираюсь жениться в третий раз! Она заподозрила такое, потому что я порой отсутствую по ночам... как тогда, перед моим вторым браком. Ты едва ли помнишь... Но теперь я ни о чем подобном не помышляю. Можешь мне поверить. Я не хочу повторять ту позорную ситуацию. Ты достаточно хорошо знал свою мачеху... чтобы... чтобы находить мое тогдашнее поведение недостойным.

- Она умерла всего через несколько лет... - обронил Матье, не подумав.

- Она умерла. А во мне тогда еще не все перегорело. Потому я и тосковал.

- Ты хотел о чем-то поговорить со мной, - внезапно сказал Матье.

- Да. Но сначала задам вопрос: Гари еще в доме - в твоей комнате?

- Нет, - ответил Матье Бренде, - он ушел.

- Это облегчает ситуацию разговора. У нас впереди ночь. Ты не будешь тревожиться, сосредоточишься на том, что происходит здесь...

- Откуда, отец, ты знаешь, что Гари был у меня?

- Ты, Матье, так простодушен? Или хочешь казаться простодушным?

- Ты видел, как он карабкался на дерево, как влезал ко мне через окно? - хрипло спросил Матье.

- Не видел. Но, тем не менее, знаю, - сказал отец.

- Ты организовал... слежку за ним... или за нами обоими. Я давно это подозревал, - сказал сын.

- Я и без всякой слежки знаю, когда и каким образом Гари навещает тебя. У вас с ним сложился ритуал, повторяющийся. Вот уже много лет. С тех пор, как Гари начал служить матросом. Сколько десятков раз карабкался он на дерево и влезал в окно? Ты точно не знаешь. И я - нет. Но это случалось так часто, что иногда - светлыми вечерами - я его видел. Другие люди - тоже. Я не отдавал распоряжения срубить дерево. Такая мысль однажды пришла мне в голову, но не в моем характере портить чужую игру столь вульгарными средствами. А все же ответь, если можешь: почему Гари не пользуется входной дверью? Ему ведь никто этого не запрещал.

- Однажды... в самый первый раз... Гари, просто из озорства, влез на дерево и постучал мне в окно. Это было так красиво: он сидел среди ветвей, в матросской блузе, и с серьезным видом спрашивал, можно ли ему войти.

- И ты, само собой, впустил его. Потом эта сцена неизбежно должна была повторяться. Даже в дегтярно-черные ночи, когда ты ничего не видишь. Однажды запущенный механизм начал действовать. Мне тоже это знакомо. Но вы ведь уже не дети! Вам следовало бы научиться отказываться от каких-то привычек! - Последние слова директор пароходства произнес с возбуждением.