Патрик Бессон - Закат семьи Брабанов

Они упали на двухместную кровать. Коллен задрал юбку Синеситты — узкую юбку из серой шерсти, подаренную благотворительным католическим обществом Кале, поскольку брюки моей сестры порвались во время кораблекрушения. Все их вещи пропали. Синеситта знала, что Коллен любил хрустящие ткани, чтобы губы одновременно целовали кожу и рубашку (верхняя губа прижималась к груди, нижняя — к одежде); плавки — узенькие и сексуальные, спущенные до лодыжек; замотавшиеся за пуговицы волосы. Это вызывало в нем скрытое, смутное, необъяснимое волнение, за которым следовало, по словам Синеситты, «быстрое, тупое, злобное» проникновение. После чего Стюарт дремал две-три минуты, а затем обалдело вставал и шел мыться. Он ложился рядом с моей сестрой и открывал газету. В отличие от меня, Коллен читал газеты. Причем, он читал их все. Это, по его утверждению, являлось одной из причин, по которой он не работал. Прочитав от корки до корки «Фигаро», «Либерасьон», «Паризьен», «Ле Франсе» и «Ле Монд», он, с одной стороны, уставал, а с другой — день заканчивался. «Согласитесь, — говорил Стюарт, — это неподходящее время, чтобы приниматься за работу». Он поворачивался спиной к Синеситте, и она успокаивалась при виде этой огромной бесчувственной груды жира. Когда по его просьбе она чесала ему лопатку или плечо или ласкала затылок, он с трудом переворачивал страницы. Стюарт читал каждую статью от первой до последней строчки и мог бы стать крупным специалистом по всем проблемам, затрагиваемым журналистами, если бы у него была память. Но она у него начисто отсутствовала. Он следил за новостями, как пенсионеры за вечерними телесериалами: забавляясь сменой слов и картинок, не имеющих между собой никакой связи, забывая, что произошло в последней серии, и не отрываясь от новой.

В общем, если бы он был еще жив и продолжал интересоваться одними новостями, то все равно не смог бы, как, впрочем, и я, рассказать, что произошло на нашей планете за последние семьдесят лет.

В полдень, проспав несколько часов на простынях под газетными страницами, они отправились пообедать в «Бюргер Кинг». Затем пошли в госпиталь, где Синеситта, пока Коллен изучал рубрику «спектакли» в «Вуа дю Нор», нежила и кормила моего племянника. Медсестра сказала им, что Октав чувствует себя хорошо и они смогут забрать его на следующий день, когда будет покончено с анализами. После этого Стюарт и Синеситта возвратились в отель.

Они уже собирались заняться любовью, когда моя сестра не сдержалась и призналась Коллену, что снова беременна.

— Мои поздравления, — произнес он и снова погрузился в газеты.

Синеситта похлопала его по плечу.

— Я не сплю с беременными женщинами, — отрезал он.

— Однако именно это ты сделал сегодня ночью.

— Сегодня ночью я еще не знал, что ты беременна. Сколько раз повторять, что секс — это духовное?

— Нисколько.

Синеситта надела зеленоватую, слишком короткую парку, которую, как и юбку, ей подарило благотворительное католическое общество. Обе вещи явно принадлежали не одному и тому же католику.

— Что ты делаешь? — спросил Коллен.

— Иду звонить.

— Кому?

— Моей сестре.

— Какой еще сестре?

— Моему брату, если тебе так больше нравится.

— Да, мне так нравится. Впрочем, мне это безразлично. Ну и семейка, черт побери!

Синеситта позвонила Алену Коллену из «Бюргер Кинга», найдя его в банке. Она была единственным человеком в мире, с которым он разговаривал во время любых совещаний, признался он ей во время одной из их упоительных любовных встреч. Синеситта сказала, чтобы он зарезервировал номер в отеле «Мёрис де Кале» (улица Е. Рош, 5). Они назначили свое первое свидание на следующее утро, на одиннадцать часов, и спокойно повесили трубки, мысленно предвкушая удовольствие, которое получат друг от друга.

Иван снял «Батаклан». Официальным предлогом этого грандиозного приема явилась первая обложка «Харпер Базар Итали» с портретом Марины Кузневич, а неофициальным — неподтвержденные сведения о первом миллиарде (в сантимах), выигранном Глозером. В приглашении указывалось: с 23 часов до утра. «Подтвердите, пожалуйста, свое согласие» Иван не написал, зная, что все и так явятся в «Батаклан», потому что за несколько месяцев они с Мариной превратились в людей, с которыми было престижно появляться на обедах «У Наташи» или во «Флоре». Люди хвастались, что им звонил Иван Глозер, как хвастаются выигрышем на скачках; а статус подруги Марины Кузневич открывал вам кредит во всех модных бутиках столицы. В общем, это была звездная парочка, спаянная вспышками фотографов, уик-эндами, о которых можно только мечтать, и светскими сплетнями. Но сегодня я собиралась разрушить эту идиллию так же легко, как разбивают яичную скорлупу серебряной ложечкой.