Патрик Бессон - Закат семьи Брабанов

Папа часто затрагивал в разговорах тему смерти. Мысли о ней, по его признанию, омрачали ему старость. Все остальное: радикулит, расстройство пищеварения, сердцебиение — его не беспокоило. Он считал, что старики сожалеют о молодости не потому, что тогда были счастливы, поскольку и у молодых есть все причины быть несчастными, а потому, что в то время не думали о смерти. Большинство даже воображало, что ее и вовсе не существует. Старики испытывают ностальгию по этой беспечности, и им кажется, что если они избавятся от мыслей о смерти, она никогда их не настигнет. Они убеждены, что если, как в молодости, вновь обретут ощущение вечности, то превратятся в бессмертных, какими, по их мнению, были между своим рождением и тридцатью годами; но поскольку они не сберегли, не поддержали, не сохранили это чувство, то теперь умрут. Старики уверены, что умрут только потому, что им не удается не думать о смерти, и это их вина. Они чувствуют себя виноватыми в том, что должны умереть, как алкоголик ощущает вину, когда пьет после года воздержания. Им стыдно умереть точно так же, как стыдно упасть с велосипеда перед детьми. Они злятся, что должны умереть, как злится человек, забывший бумажник на станции техобслуживания на автостраде.

Второй вещью, омрачавшей в глазах папы старость людей, период, который должен быть самой благодатью, изысканной прихожей Рая, поскольку любовь и дружба уже в прошлом, а кредиты розданы, — слава Богу, говорил отец, старикам больше не одалживают денег, — был груз минувшего. Прошлое человека — это огромный чемодан, в котором долгие годы скапливаются предметы разной ценности. Когда тебе восемьдесят два, этот чемодан становится таким тяжелым, что его невозможно поднять. Целыми днями ты смотришь на него, ходишь вокруг да около, открываешь, вынимаешь предметы, рассматриваешь их, трогаешь и грустишь над ними. Прошлое зачаровывает тебя до такой степени, что в конце концов ты полностью погружаешься в него. Смерть наступает, по словам папы, когда минувшее захлопывается над нами, так как — и это было одним из его излюбленных выражений — «чемодан с прошлым не открывается изнутри». Но, даже умирая, ты чувствуешь себя виноватым. Даже перед тем как отдать Богу душу, ты ругаешь себя за то, что все время думал об этом чемодане, смотрел на него, открывал; нужно было пытаться жить без него, как раньше, в молодости, когда он был маленьким и легким, небрежно поставленным рядом с сиденьем в пивной или забытым в коридоре квартиры родителей любовницы; чемоданом, тяжести которого ты не ощущал, форму и цвет которого не различал, — столь безобидным и нематериальным он выглядел. Время от времени ты испытывал почти удовольствие, восхищенно поглядывая на эту скромную, неприметную вещицу, которая, казалось, улыбалась тебе. Она была довольна твоим коротким прошлым, в котором насчитывались одно-два любовных переживания, удачно сданные экзамены, поездки в Голландию или Люксембург, подержанная машина и первые деньги, дававшие ощущение богатства, поскольку теперь ты мог купить пластинки и книги. «Что произошло, — спрашивали себя каждый день, по мнению папы, все старики на земле, — с элегантным, практичным, небольшим чемоданчиком, превратившимся за несколько лет в старый черный неудобный чемодан, готовый нас проглотить?» Когда минуешь определенный возраст, говорил в заключение папа, нужно Постоянно ломать голову, чтобы вспомнить хоть один момент в своей жизни, когда время казалось еще бесконечно долгим, — настолько теперь его бег представляется тебе таким же неуловимым, как дуновение ветра или взмах ресниц.

В понедельник в воздухе запорхали редкие снежинки. Не успевая упасть на траву в саду, они таяли, постепенно превращаясь в мелкий дождь, прекратившийся к одиннадцати часам, как раз во время моих занятий по философии с мадам Бертран (главным преподавателем). Когда утром во вторник я открыла в своей комнате ставни, сад выглядел белым, но в пять часов, когда я возвращалась из лицея Мориса Тореза, он уже стал коричневым. В среду — ничего, хотя в глубине неба можно было различить пятно, веселое и беспокойное, предвещавшее нежданные и абсурдные события. В четверг наконец выпал снег, да такой, какого не было уже много лет. Он обрушился на нас, набросился как татарская орда, навалился, ошарашил. Это был средневековый снег, то есть доисторический. Он замел автомобили, захватил в плен деревья, проглотил дома, разбросал прохожих. В конце дня снегопад прекратился, и город замкнулся в ошеломленной и обиженной тишине.