С потолков на длинных шнурах свисали люстры, и их света не хватало на то, чтобы полностью осветить помещение, так что потолки терялись во тьме. Большая часть дома пустовала, в нем жили только какие-то странные, чудом уцелевшие люди, а в пустых квартирах ночами собирались бродяги, хиппи и алкаши. Но они вели себя мирно, с жильцами не ссорились, и сам этот дом посреди Москвы являл собой зрелище поразительное, как осколок какого-то иного мира.
В громадных брошенных квартирах стояла невывезенная мебель, жестяные коробки из-под сахара и муки, резные этажерки, кресла с потертой обшивкой, круглые столы, диваны, точно мода на старинные вещи сюда каким-то чудесным образом не дошла, и уезжавшие на окраины люди не задумывались об истинной ценности того, что они покидают. Родившийся в городе, где не было ничего старинного, Саввушка с каким-то волнением ощущал многолетие этого дома и этих вещей. Самое лучшее Мальвина отобрала хозяйским глазом, и ночью вместе с алкашами Саввушка перенес диван, стол и несколько кресел к себе, так что их жилище стало напоминать барские покои прошлого века.
— Что-то уж больно все это странно, — бормотала Ольга, недоверчиво глядя на Савву, — и поступил ты как-то не так, и из университета тебя до сих пор не выгнали, квартира эта, наконец. Хотела бы я знать, кто еще из дворников живет в таких хоромах?
— Судьба, — отвечал Саввушка, чье мужское самолюбие теперь было полностью удовлетворено.
— Странная у тебя какая-то судьба. Послушай, ты никогда не говорил мне, а кто твой отец?
— Понятия не имею, — сказал Савва и слукавил. На самом деле этот вопрос с некоторых пор стал сильно его занимать. Он чувствовал, что с его происхождением связана какая-то история, здесь что-то было не вполне ясно, однако спросить об этом было не у кого — тревожить мать Саввушка не хотел и ждал случая. Он уже знал тогда, что в жизни не надо ни к чему нарочито стремиться — все придет само собой в свой час.
Зима в тот год началась рано. В середине ноября помели снега, и работы стало много. На тротуарах снег быстро затвердевал, и лед приходилось часами скалывать ломом. Если снег выпадал с вечера, Саввушка шел убирать еще ночью, пока его не вытоптали утренние прохожие. Университет он совсем забросил и куда больше боялся, что его выгонят из дворников, чем из студентов. В это же время он познакомился с одним из жильцов дома — с высоким стариком, чью фамилию случайно услышал от знакомого алкаша.
— А это, брат, граф Барятин, — сказал алкаш. — Добрый старик. Как ни придешь за стаканчиком — никогда не откажет.
— Барятин, — повторил Саввушка задумчиво и вспомнил напутствия матери. — А он профессор?
— Какой еще профессор? — рассердился алкаш. — Я тебе говорю — граф.
Старик иногда выходил во двор, с дворником он всегда здоровался и шел в ближайший магазин за кефиром и хлебом, но даже допотопная авоська в его руках казалась чем-то почтенным, и неторопливо шествующий с посохом по двору он внушал благоговение.
Долгое время Саввушка не решался к нему подойти, но однажды, пересилив смущение, приблизился и робко спросил:
— Простите, а вам ничего не говорит имя Настасьи Васильевны Ковановой?
Старик задумался, потом пристально поглядел на юношу и отчетливо произнес несколько скрипучим голосом:
— Если мне не изменяет память, так звали одну очень славную женщину, с которой я имел удовольствие познакомиться когда-то в Белозерске.
— Это моя мама, — пролепетал Саввушка, убитый внезапной мыслью, что в этой телогрейке и с лопатой в руках он выглядит форменным пролетарием и каким же надо быть нахалом, чтобы побеспокоить столь почтенного человека.
Однако старик оживился, и его хмурые глаза потеплели:
— Вот как? Где же она живет теперь? Я ведь пытался ее тогда разыскать.
— В Воркуте.
— Мне кажется, это не самый удачный переезд, — пробормотал старик, вздрогнув. — Во всяком случае, мне это место знакомо не с лучшей стороны.
Но этих слов Саввушка уже не расслышал. Название города «Белозерск» произвело на него какое-то странное впечатление, он точно что-то вспомнил, расслышал в своих детских воспоминаниях и спросил:
— Вы случайно не знаете, кто мой отец?
— Нет, — ответил Барятин односложно и, помолчав, добавил: — Вы, юноша, не откажете мне в любезности, если я приглашу вас сегодня ко мне зайти?
— Нет, — сказал Артем Михайлович, — очень сожалею, но я не могу позволить вам заниматься у человека, который давно уже нигде не работает.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу