Алексей Варламов - Все люди умеют плавать (сборник)

Так началась бродячая жизнь, которая поначалу их даже очаровала.

Они почувствовали себя вскоре такой же частью этого города, как старинные, но словно вчера построенные разноцветные дома, фонари, готические соборы, мосты и башни. Потом, когда похожая на праздничный торт столица Великого герцогства им приелась и они рассудили, что где-нибудь есть места поинтереснее и пощедрее, музыканты двинулись дальше.

Сперва в Амстердам, поразивший их обилием туристов, негров, секс-шопов и неимоверной скупостью аборигенов, а оттуда в Гамбург и Бремен.

Германия понравилась им больше Бенилюкса. Она была опрятнее, приветливее и богаче. И они не переставали верить в удачу, предлагали свои услуги в местных оркестриках, кафе и ресторанах, но едва речь заходила о постоянной работе, на приветливых лицах появлялось суровое и даже оскорбленное выражение, как будто они спрашивали о чем-то неприличном. Их местом могла быть только улица, а заработком — милостыня.

Матвей и Донат оба первый раз были за границей, но воспринимали все по-разному. Матвею довольно быстро наскучило то, что обычно поражает воображение человека, прожившего жизнь в большом провинциальном русском городе. Ему казалось, что здесь, в этих благополучных странах, ничего не происходит, люди не живут, а механически и отстраненно от всего перемещаются во времени и пространстве, не зная сердечных волнений, не ценя и не понимая жизни. Оттого и музыку они воспринимают совершенно иначе. В глубине души со свойственным русскому человеку и ни на чем не основанном чувстве внутреннего превосходства он презирал этих прекраснозубых, заботящихся лишь о здоровье и кошельке людей, и находил свой народ и самого себя душевно гораздо более глубоким, отзывчивым и чутким.

Донатом же владели иные чувства. Все восхищало и манило его к себе: огоньки витрин, уличные кафе, разноязыкий говор, запахи и цвета.

Когда его угрюмый напарник после рабочего дня покупал подешевке в больших универмагах пиво и пил по шесть банок кряду, Донат уходил в город и до изнеможения бродил по улицам и бульварам. Он был очень горяч, но еще юн и девственен, и красивые кварталы, где сидели за окнами проститутки, и уютные магазины за темными занавесками, где лежали на столах и полках глянцевые журналы с обнаженными женщинами — все это невероятно будоражило его. В отличие от родного города, где номера эротических журналов были тщательно упакованы, здесь они продавались на каждом углу, и даже если у не было денег, можно было хоть целый час стоять и листать их. Эта доступность влекла и мучила его, он не мог с собой ничего поделать, ненавидел себя, но ходил в розовые и красные кварталы, и ему казалось, что и эти женщины, и продавцы в магазинах его запомнили, узнают и презирают. Он страдал от униженности, и забывал о ней лишь тогда, когда играл, ибо музыка утишала и успокаивала его страсти.

Менялись города и страны, провинции и земли, и все они казались на одно лицо — с той же готической архитектурой, площадями, ратушами и булыжными мостовыми. Но вот истекли три месяца и надо было думать о том, чтобы двигаться в сторону границы. На перекладных выходило дешевле, и в самом конце они очутились в Лейпциге — последнем городе их пребывания в Европе, которая так осталась для одного несбыточной и дразнящей блудницей, глядящей с обложки глянцевого журнала, а для другого — куклой с холодной и пустой душой.

К концу дня, когда они уже собирались уходить, рядом притормозила роскошная машина, и из нее вышел немец в сером пальто и пышными чуть тронутой сединой усами. Он улыбнулся им, но глаза у него остались печальными. Они заиграли веселее, он слушал их очень внимательно и как будто думал о своем. Потом кинул в футляр горсть монет и сделал знак рукой. Музыканты тотчас же умолкли, и старший уступил место младшему, потому что тот гораздо лучше умел понимать и объясняться на европейских наречиях.

— Он зовет нас сегодня придти и поиграть на дне рождения его жены.

— Сколько играть и сколько он заплатит?

— По сто марок каждому за час работы.

— Идет.

Немец улыбнулся печальными глазами, объяснил, где живет и сел в машину. Они еще немного поиграли, потом зашли в «едушку», перекусили и выпили пива и в восьмом часу отправились разыскивать нужный адрес.

Вечером жизнь в городе замирала рано. Улицы были темными, после объединения Германии повсюду ремонтировали дома, и казалось, что они идут не по городу, а по огромной строительной площадке. Только здесь в отличие от России здания снаружи были покрыты громадными полотнищами, чтобы пыль и строительный мусор не загрязняли улицы. Такое же полотнище висело и на нужном им доме, разделяя его на две половины, ту — где ремонт уже начался — и ту, где еще не начинался.