Ладислав Баллек - Помощник. Книга о Паланке

Между железной дорогой и Паланком ширилась полоса темных полей. За железнодорожным переездом город скрылся из виду, пропал в темноте.

В купе Речана вошел проводник с фонарем. Он оценил его одежду и ловким маневром, который, очевидно, любил пускать в ход, так как был молодой и самоуверенный, почти в один прием проверил его билет и закомпостировал его. Он осмотрел купе, повернулся на каблуках, ретировался в коридорчик, сообщив, что на курорте вчера был пожар, и закрыл за собой дверь. Мясник встал, расставив ноги, и свернул себе сигарету. У него задергалось веко, он слегка потер его, глубоко втягивая в легкие большие глотки дыма, и, казалось, смотрел на огни паровоза, которые преломлялись на каждом препятствии около линии, чаще всего на деревьях, сгибающихся под напорами все более дикого ветра. Речан докурил, опустил окошко, выбросил окурок, минуту нервно проветривал купе, потом поднял окно и быстро сел. Как только он ощутил на лице доверительное прикосновение зимнего пальто, его отпустило. С широко раскрытыми глазами, вспотевший и бледный, он ждал, что вот-вот разрыдается, но ему это не удалось. На мгновение почувствовал парализующую тоску, напоминающую вспышку метеорита, потом заснул.

Он очнулся в момент, когда состав прорывался сквозь узкую долину. Железнодорожная линия в ней теснилась вместе с дорогой и несколькими разбросанными домишками за речкой. От близкого леса над линией отражался шум, гудение и непрестанный стон паровоза. Он устало посмотрел в окно. Из соседних купе доносился громкий храп.

Речан неловко встал, потянулся, подошел к окну, щурясь и протирая свои сухие глаза. Вскоре долина стала шире. За следующим поворотом появился освещенный город. Над ним в редеющей темноте и клубах дыма высился замок и торчало несколько высоких труб.

Поезд въезжал в вокзал города Зволена, словно ища самый удобопроходимый путь среди длинных освещенных составов и огромных тел пышущих паровозов. Наконец юркнул между вторым и четвертым путями. Из соседних составов выходили продрогшие люди, все типичные пассажиры третьего класса, женщины и мужчины из недалеких деревень, и никого из дальнего мира, откуда, как кажется, приезжают все паровозы и рассвеченные окнами вагоны.

Толпа валила в старое здание вокзала. Утро было холодное, зябли пальцы, ветер раскачивал лампы и деревянные цветочные горшки, висящие на цепочках, в которых летом цвели анютины глазки и герани. Дым паровоза жался к земле. Раздался резкий свист, за пассажирскими составами послышалось глухое ух, лязгнули цепи, буфера, задрожала земля. Вдоль ближнего паровоза шел машинист с фонарем и длинной масленкой, за ним следовал кочегар, что-то объясняя ему и шаря по карманам короткими ловкими руками.

Когда немного рассвело, Речан сел в поезд на Баньску Быстрицу. Вагон, в который он вошел, был некупированный, занятый людьми по большей части в национальной одежде. В задымленном пространстве и желтоватом электрическом свете этих старых вагонов мелькали сигареты, желчные, осунувшиеся лица и невыразительные глаза, в которых не было ничего мирного, нежного или отталкивающего. Они принадлежали горцам — людям, которых чужой не оценит. Они разговаривали громко, обстоятельно, помогая себе жестами, запястья у них были обмотаны ремешками, и в том, как они держались, скрывались франтовство, суеверие и преклонение перед силой. Одежда людей была пропитана запахами утреннего тумана, дешевого табака, смолы, пота, железа и грубой пищи. Они ехали на разгрузку дров на станциях (из рюкзаков, сшитых из военного брезента, торчали топорища и рукоятки двухручных ножовок), на погронские лесопилки, в каменоломни, на стройки и на рынок в город.

Рядом с мясником сидели две старые женщины, похожие друг на друга как две капли воды. Они ехали на рынок. Перебирали четки и шептали утреннюю молитву. Они были, несомненно, близнецами, и казалось, будто каждая из них сидит перед большим зеркалом. На противоположной скамейке расположился корзинщик из Хайник с мальчиком в суконных штанах, коротком кожушке и старомодной, некогда черной, потертой барашковой шапке. Отец обнимал сына за плечи, видно, не мог взять в толк, как ему держаться — заносчиво или застенчиво, и из-под широкой скаутской шляпы внимательно оглядывал зимнее пальто Речана с меховым воротником. Оно ему явно нравилось. Сам он был одет в длиннополую шинель, оказалось, что у него нет левой ноги. Позже, когда он разговорился со старухами, сказал, что потерял ногу во время Восстания. После ранения в Кремницких горах его увезли на санитарной телеге в госпиталь. По дороге телега наехала на мину, лошадей, возчика и сестру убило, тяжело ранило лежащего с ним рядом солдата, а ему оторвало левую ногу. Он рассказывал, радуясь, что есть слушатели, но, как только сын его покраснел, а старухи в смущении опустили глаза, стих. Видно, раньше он был здоров как бык и все еще не мог этого забыть. Они с сыном жили плетением корзин. Речан слушал его историю, заглядевшись на зарю за окном. От Грона и лугов по обеим сторонам железной дороги поднимался редкий туман. Время от времени мясник поглядывал на мальчика, в ясных глазах которого проглядывала решимость. Только отец его кончил говорить, как он начал абсолютно точно подражать свисту дрозда. У женщин с четками захватило дух, они начали радостно улыбаться и стали похожи на старушек, которые присматривают за стайкой маленьких внучат. Вагон постепенно затихал, серьезные с виду мужики начали изумленно озираться, вставать со скамей и тесниться поближе к свистуну. Когда до них доходило, откуда исходит пение дрозда, добродушно хватались за головы и бесшабашно хохотали. У старушки, сидевшей напротив мальчика, соскользнули на пол четки, отчего ее сестра сконфузилась больше, чем она сама. Мальчика, разумеется, одолел смех, он прыснул, сорвал барашковую шапку с головы и закрыл ею лицо. Его отец скалил зубы, хватался за живот и начал показывать пальцем на мальчика, чтобы обратить внимание и на себя. Вдруг он сильно оттолкнулся от скамьи, вспрыгнул на свою единственную ногу и уже собирался дернуть ручку стоп-крана, но передумал, сел и быстро, чтобы скрыть собственное смятение, вынул из кармана жестяную коробку с сигаретами.