Альфонсо Микельсен - Избранные

Бесконечный монолог, да еще в такой поздний час и в присутствии молодой и обаятельной женщины, начинал утомлять меня. Тем не менее я не осмеливался прервать адвоката. Видимо, мое скептическое отношение ко всему, о чем он говорил, было достаточно явным, потому что Перес внезапно оборвал монолог и предложил разойтись спать. Правда, прежде он взял с меня обещание посетить в городе его контору, где с документальными материалами в руках намеревался продемонстрировать выгоду одного из задуманных им предприятий. Видимо, ему очень хотелось сделать меня своим компаньоном.

В ту ночь я никак не мог уснуть. Вновь и вновь я задавал себе вопрос: а вдруг война затянется и мне придется еще какое-то время оставаться здесь, придется привыкать к этим людям, таким молодым для меня и столь оптимистически настроенным? Они представлялись мне какими-то экзотическими существами, схожими с окружающим тропическим пейзажем. Битвы, сражения, ход войны мало волновали их. Напротив, война, как сказал Перес, помогла им за год удвоить-утроить капиталы. Такие доходы европейский буржуа, каковым я и являлся, мог вообразить с трудом. Нет, не рискнул бы я решиться на подобные сделки хотя бы из чувства природной осторожности.

Странно, но сообщение, хотя и не подтвержденное, о вступлении в войну японской империи (что бог весть насколько и расширяло, и затягивало конфликт) послужило в Эль Пинаре лишь одной из проходных тем. Как же мне выжить в таком напряжении, понять которое доступно немногим?! Что произойдет с нами, немецкими гражданами-эмигрантами, если страны Латинской Америки под нажимом Соединенных Штатов объявят войну державам «оси»? Что станет с нашими состояниями в Европе? Какова будет наша личная судьба?

Никто в ту ночь в Эль Пинаре не переживал столь горьких минут, какие переживал я. Над головами моих друзей не висел дамоклов меч. Начало войны между германским рейхом и страной, приютившей меня, в любую минуту могло превратить меня в «нежелательного иностранца». Но для остальных гостей Эль Пинара самой важной проблемой в тот момент было выяснение вопроса о том, останется ли Хаиме компаньоном Энрике, после того как «Элена зашла в отношениях с Энрике так далеко, как только можно зайти»!

Уже в постели я продолжал исследовать закоулки своей памяти, пытаясь вспомнить, как же мы жили и размышляли полвека назад. Неужели и мы были такими, как эта молодежь, для которой нет ничего невозможного и которая видит впереди только благоприятное будущее? Нет. Наш мир был иным. Он был суров и недоверчив. Правда, я вспоминал, что и в наши годы молодежь была полна иллюзий, но они касались только каждого лично, никак не мира в целом. Наш мир был спокойным, стабильным, солидным. Мы не ждали грандиозных потрясений, способных нарушить установленный раз и навсегда порядок. И росли мы тоже, как говорится, «по порядку». Зрелый возраст заставал нас там же, где судьба когда-то установила нашу колыбель. Одно и то же кафе на главной площади Франкфурта. Одни и те же горожане, приходившие в один и тот же час, чтобы выпить стакан одного и того же пива. И так десять, двадцать, тридцать лет подряд. Наблюдать за этим для меня было так же естественно, как наблюдать за сменой времен года. Странным и противоестественным было бы, если бы это кафе однажды закрылось. Если бы какое-то новое — роскошное — кафе вдруг похитило клиентов у старого. Это было бы нечто такое, что никак не могло произойти! Точно так же мои ровесники не могли отказаться от карьеры, которую избирали с детства или которую предназначали им старшие.

…Я все не спал. Итак: смогу ли я стать одной из тех лиан, что, обвивая ствол дерева, срастаются с ним и сами становятся частью непроходимых тропических дебрей?..

Воскресный вечер прошел тихо. Из города приехали еще какие-то гости, в том числе некто Бетета с супругой — как выяснилось, это был находившийся в отпуске посол данной страны в Чили — и несколько молодых холостяков, которые намеревались покататься здесь верхом.

Утренние газеты не подтверждали известия о знаменательном событии, обсуждавшемся нами накануне, однако воспроизвели в подробностях слухи о нем из всех столиц мира. Около часа дня в Эль Пинар позвонил кто-то из друзей Мануэля и сообщил, что японский флот атаковал североамериканскую военно-морскую базу в Пирл-Харбор и что ввиду этого Соединенные Штаты практически находятся в состоянии войны с державами «оси».

Днем разговоры волей-неволей возвращались к этой вести — ведь существенно менялся весь ход войны. Каждый из гостей комментировал новость с точки зрения собственных интересов. Перес находил все новые доказательства для своих прогнозов о роли Латинской Америки в экономических перспективах ближайшего будущего. Бетета, который, как мне сказали, усиленно пытался провести в правительственных кругах какое-то соглашение с Чили, настаивал, что ныне это соглашение будет иметь решающее значение для страны; проект его состоял в обмене местного кофе на чилийские промышленные товары, хотя последние ни по качеству, ни по ценам не могли конкурировать с американскими. Посол говорил без умолку, свойственным ему особым, доверительным тоном, а губы его растягивала заученная улыбка, которая так шла ему. Жена смотрела на него с восхищением — гости в свою очередь с не меньшим восхищением смотрели на нее, обращая мое внимание на изящество ее манер, на ее элегантность, драгоценности.