Уильям Уортон - Пташка

Успешно подняться в воздух и пролететь как следует первым удается кенару с темной окраской. Закончив кормление, Альфонсо улетает подальше от своего выводка и садится на самую верхнюю жердочку, — так вот, этот птенец летит туда прямо за ним. Должно быть, он делает это не задумываясь. Наверное, в этом вся суть: не нужно слишком много размышлять о полете. Я даже не знаю, как отучить себя постоянно думать об этом.

Темный самец приземляется на жердочку рядом с Альфонсо, а затем так яростно хлопает крыльями, прося поесть, что перекувыркивается и падает вниз. Однако на полпути до пола успевает расправить крылья и скорее планирует, чем падает, приземляясь в кормушку, стоящую у края клетки.

Похоже, птенцы способны выдержать самый сильный удар при падении и после него встают как ни в чём не бывало. Во время этого прыжка темный кенар оказался на высоте, раза в четыре большей его собственного роста. Для меня это было бы все равно как запрыгнуть на крышу собственного дома. С такой высоты даже я не могу спрыгнуть не ушибившись, а ему от роду всего месяц. Это обескураживает, но я решаю присматриваться попристальнее и больше практиковаться. Я решаю, что хочу научиться пролетать расстояние не меньшее, чем любая канарейка. Конечно, я не рассчитываю, что буду вообще летать как канарейка; достаточно было бы научиться планировать с большой высоты, и чтобы при этом я помогал себе руками.

Наконец Пташка откладывает в своем новом гнезде первое яйцо для своей второй кладки. Как и в прошлый раз, я его забираю и вместо него оставляю подклад. Она не слишком усердно его высиживает, однако все время держится поблизости от гнезда, чтобы в случае чего отогнать молодых канареек из своего прежнего выводка. Можно подумать, что те для нее теперь «отрезанный ломоть» и ей бы очень хотелось, чтобы они поскорее убрались из гнездовой клетки. Немного напоминает, как некоторые родители поступают со своими детьми-подростками. Она мирится с их присутствием и кормит их, если они начинают этого настойчиво требовать, но чувствуется, что мысли ее далеко и думает она не о них.

Через несколько дней они уже способны взлететь на любой насест или на свое старое гнездо и начинают с удовольствием опробовать новые разновидности полета. Отложив третье яйцо, Пташка начинает проводить в гнезде все свое время. Думаю, больше всего она опасается, как бы молодежь не причинила яйцам какой-нибудь вред.

Все птенцы теперь клюют яичный корм, когда я ставлю блюдце на пол клетки. Началось все с того, что они клювами чистили перышки от его частичек, прилипших, когда бойкая молодежь прыгала вокруг отца, заглатывающего корм из кормушки. Они то и дело запрыгивали в блюдце, наполненное кормом, выскакивали оттуда — и случайно обнаружили, что, оказывается, получать пищу можно непосредственно из этого источника. Наступает переломный момент. Я решаю оставить дверцу гнездовой клетки открытой и посмотреть, что выйдет.

Альфонсо, разумеется, сразу же вылетает из нее в вольер. Вот уже пять дней, как он заперт в ней с птенцами, и вечная их возня, похоже, его достала. Он носится по вольеру как сумасшедший, проверяет, не разучился ли летать, и как следует разминает затекшие крылышки. Кажется, наблюдая за ним в бинокль, я получаю не меньшее удовольствие, чем он сам — от полета. Вскоре и маленькая желтая канареечка, та самая, которая все время вываливалась из гнезда, садится на порожек, выглядывает из клетки и с любопытством смотрит, что происходит в вольере. Я почти могу догадаться, о чем она думает. Прямо перед ней, ну, может, немного пониже, находится жердочка, расстояние до которой примерно раза в два больше, чем то, которое ей доводилось преодолевать прежде. Она так и эдак вертит головкой, пытаясь определить дистанцию. У птиц нет стереоскопического зрения, так что прикидывать расстояние им трудно. Поколебавшись минуты три, она все-таки слетает к жердочке и практически безупречно приземляется. Теперь становится особенно заметно, какая она маленькая. Альфонсо подлетает к ней и дает корм, словно вознаграждая за храбрость.

Особенно волнующая картина открывается перед моими глазами, когда в вольер перебирается весь молодняк. Сперва каждый перелет с насеста на насест — это настоящее приключение. Птенцы часто промахиваются, падают и, неловко трепыхая крылышками, приземляются на пол. Когда они оказываются на полу, самое трудное для них — это взлететь на нижний насест. Дело в том, что он по меньшей мере в двух футах от пола. Вскоре они все осваивают этот номер, и через несколько дней начинаются пробные полеты. Похоже, им больше нравится перепархивать с верхних жердочек на нижние, чем взлетать на те, что повыше. Проходит пара недель, прежде чем они осваивают планирующий полет.