Мишель Шнайдер - Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика

Чтобы открыть конверты, журналист дождался момента, когда он окажется наедине со своим компьютером. В эту же ночь он должен был написать статью, уточняя, в каких условиях к нему в руки попал текст аудиозаписей, который предстояло опубликовать в завтрашнем издании. В первом конверте была только одна фотография — снимок на столе морга. Белое на белом: женщина — обнаженная, немолодая, белокурая. Лицо невозможно узнать. Во второй было шесть снимков, сделанных за несколько дней до этого в «Кал-Нева Лодж», роскошном отеле на границе между Калифорнией и Невадой. Мэрилин на четвереньках; с ней совокупляется мужчина, который смеется, глядя в камеру, и поднимает густые пряди ее волос, скрывающие левую сторону лица.

REWIND. Майнер, сутулясь, спустился по лестницам «Лос-Анджелес Таймс» и, не находя выхода, несколько минут блуждал наугад в подвале, где стоял застарелый запах типографской краски. Сегодня, через сорок три года после смерти Мэрилин и через двадцать три года после того, как окружной прокурор графства Лос-Анджелес, несмотря на повторное рассмотрение фактов и архивов, подтвердил версию первоначального расследования, Майнер не желал больше оставлять память актрисы на милость фанатов со всего света, каждый год собиравшихся у памятной доски и склепа на кладбище мемориального парка Вествуд Виллидж. Он никогда не верил, что Мэрилин убили, но никогда и не оспаривал этого. Чувствуя горечь и обиду теперь, по прошествии многих лет, он не хотел умереть, не исправив кое-чего. Не поделившись образом, который открыли ему записи. Это был образ женщины, полной жизни, юмора, желаний — какой угодно, но не страдающей депрессией и не склонной к самоубийству. Тем не менее Майнер по опыту знал, что часто люди, которые минуту назад были полны воли к жизни и надежды, убивали себя решительно и безжалостно. А также и то, что человек может захотеть перестать жить, не желая умереть. И то, что желание смерти часто означает желание прекратить жизненные страдания, а не саму жизнь. Но он не хотел верить в это противоречие в случае с Мэрилин. Что-то в записях говорило ему, что она могла быть только убита.

Однако не эта мысль преследовала его больше всего. Различные гипотезы убийства убедили его в том, что виновники и мотивы этой казни, в самом факте которой уже давно никто не сомневался, уже никогда не будут раскрыты. Его заставила заговорить та роль, которую Гринсон сыграл в ночь убийства. Майнера преследовали вопросы, которые он не смел сформулировать, ему не давали покоя молчание психоаналитика, его убитое лицо, взгляд, который он, отвернувшись, бросил на застекленную дверь и бассейн своей виллы в Санта-Монике в тот мерцающе-пурпурный вечер, когда он задал ему вопрос:

— Извините, но кем она была для вас — простой пациенткой? Кем вы были для нее?

— Она стала моим ребенком, моей болью, моей сестрой, моим безумием, — ответил Гринсон тихо, словно припоминая цитату.

REWIND. Майнер пришел к Форджеру Бэкрайту не за тем, чтобы раскрыть ему тайну заговора и дать ответ на вопрос, который мучает агента ФБР Дейла Купера в сериале «Твин Пикс» Дэвида Линча: «Кто убил Мэрилин Монро?» Он пришел задать другой вопрос: «Что произошло за те тридцать месяцев, в которые Гринсона и Мэрилин охватило страстное безумие психоанализа, преступившего свои границы?»

Даже в самом конце жизни доктор Гринсон так и не забыл тот день, когда Мэрилин Монро срочно вызвала его к себе на дом.

«Вначале мы смотрели друг на друга как совершенно чужие люди, готовые разойтись в разные стороны, потому что им нечего делать вместе. Она — такая красивая; я — скорее непривлекательный. Легкомысленная блондинка и целитель мрачных глубин человеческой души — что это за пара?.. Сейчас я понимаю, что эти различия были чисто внешними: я в душе был актером и пользовался психоанализом, чтобы удовлетворять свою потребность нравиться, а она — интеллектуалкой, которая защищалась от страданий, связанных с размышлениями, своим детским голоском и напускной глупостью».

Мэрилин обратилась к тому, кто должен был стать ее последним психоаналитиком, когда начала сниматься в фильме «Давай займемся любовью» режиссера Джорджа Кьюкора. Ее партнером по фильму и любовником был Ив Монтан. Трудности, с которыми столкнулась Мэрилин, были всего лишь новым эпизодом в сложной работе актрисы в Голливуде. Диван психоаналитика представлялся ей обязательным средством от кризисов во время каждых съемок. Чтобы преодолеть приступы волнения, стеснительности и тревоги, которые парализовали ее на съемочной площадке, она за пять лет до того начала свой первый курс психоанализа в Нью-Йорке. Она обращалась последовательно к двум психоаналитикам, Маргарет Хохенберг и Марианне Крис. Осенью 1956 года, во время съемок фильма «Принц и хористка» режиссера Лоренса Оливье, у нее даже было в Лондоне несколько сеансов с дочерью самого Фрейда, Анной.