Форджер Бэкрайт напомнил ему, что Хильдегард Гринсон в интервью «Лос-Анджелес Таймс» уверяла, что никогда не слышала, чтобы ее муж говорил о магнитофонных записях, и вообще не знала об их существовании. Майнер ответил, что Гринсон строго придерживался деонтологии, сохраняя сказанное его пациентами в строжайшей тайне.
— Я хранил тайну в силу обязательств перед Гринсоном. Если сегодня я открою ее, то только потому, что он умер более двадцати пяти лет назад, и я обещал его вдове не оставлять без ответа заявления таких субъектов, как Джеймс Холл, Роберт Слацер, Дон Уолф, Марвин Бергман — всех, кто ставил под вопрос добросовестность последнего психоаналитика Мэрилин Монро. Другие, например Дональд Спото, говорили о «преступной халатности». Именно для того, чтобы ответить на эти обвинения, порочащие имя человека, к которому я испытываю почтение, я решил поделиться содержанием этих записей.
REWIND. В густой влажной атмосфере калифорнийского лета, в другом августе, перед другим магнитофоном, Майнер прерывающимся, но исполненным силы голосом рассказывал журналисту о том, как пришел к доктору Гринсону в августе 1962 года. В кабинете для консультаций, находящемся на первом этаже виллы с видом на Тихий океан, он увидел небритого, глубоко потрясенного человека, который стал говорить с ним откровенно, как с человеком, которому он доверяет. Психоаналитик попросил его сесть и без предисловий дал ему прослушать сорокаминутную кассету. Говорила Мэрилин. На пленке был ее голос. Больше ничего. Ни следа какого-либо диалога или присутствия собеседника. Она, и только она одна. Звучал ее голос, не срывающийся, а просто тихий, как будто она предоставляла самим словам добиваться внимания слушателей или остаться неуслышанными. Этот потусторонний голос проникал вам в душу с вкрадчивостью тех голосов, которые мы иногда слышим во сне.
Это был не сеанс психотерапии — ведь, как уточнил Майнер, психиатр не записывал на пленку своих пациенток. Мэрилин сама купила магнитофон несколько недель назад, чтобы передавать своему аналитику свои слова, записанные вне сеансов.
В тот день Майнер делал очень подробные дословные записи. Он вышел из кабинета Гринсона убежденным в том, что самоубийство Мэрилин было крайне маловероятно.
— Среди прочего, — подчеркнул он, — было ясно, что она строила планы на будущее и надеялась на осуществление некоторых ожиданий в краткосрочной перспективе.
— А доктор Гринсон? — спросил Бэкрайт. — Он склонялся к версии самоубийства или убийства?
— На этот счет я не могу составить определенного мнения. Все, что я могу сказать, — в отчете, который мне позднее велели представить начальству: я утверждал, что психиатр не верил, что его пациентка покончила с собой. Я написал примерно следующее (цитирую по памяти): «По вашему требованию я побеседовал с доктором Гринсоном о смерти его бывшей пациентки Мэрилин Монро. Мы обсуждали этот вопрос несколько часов, и на основе той информации, которую мне доверил доктор Гринсон, и содержания записей, которые он дал мне прослушать, я могу утверждать, что речь шла не о самоубийстве». Я послал этот отчет. Он не вызвал никакой реакции. Через десять дней, 17 августа, дело было закрыто. В настоящее время моей служебной записки в архивах нет.
REWIND. После второго стакана ледяной воды Майнер продолжил рассказ:
— У меня остался один вопрос, на который доктор Гринсон в тот день не ответил с определенностью: почему он упомянул о самоубийстве вначале, если был убежден, что это не было самоубийством? Ответ прост, но мне понадобились многие годы, чтобы догадаться: потому что он сообщил о самоубийстве по телефону, из квартиры умершей, и знал, что все комнаты начинены микрофонами.
— Гринсон, скорее всего, не был ни убийцей, ни сообщником, — вставил Бэкрайт, — но, возможно, он помог прикрыть убийство версией самоубийства по неизвестным причинам?
Майнер ничего не ответил.
— Кто же убил Мэрилин, если не она сама? — настаивал журналист.
— Я задаюсь не этим вопросом. Я не спрашиваю — кто? Я задумываюсь о том, что убило Мэрилин. Кино, душевная болезнь, психоанализ, деньги, политика?
Майнер попрощался. Уходя от Бэкрайта, он положил на его стол два помятых, пожелтевших конверта из плотной бумаги.
— Я не могу вам оставить никаких доказательств. Ее слова я слышал. Как описать ее голос? Я потерял его. Любой след стирает или покрывает ложью след предыдущий. Но я могу вам оставить кое-что. То, что тоже ничего не доказывает. Снимки.
Читать дальше