Сара Батлер - Десять вещей, которые я теперь знаю о любви

— Пожалуйста, уходи.

— Я скучал по тебе.

— Пожалуйста.

— Все, уже ухожу, Алиса.

Он кладет ладонь мне на лоб, и желание жидким серебром разливается по моим венам. Я изо всех сил стараюсь не подать вида.

— Немного побалуй себя, ладно? Это огромное потрясение.

В глубине моего горла раздается клекот. Слышу, как Кэл идет к двери. Открывает ее. Закрывает. Замирает на пороге, а потом уходит прочь. Отец умер. Сад в запустении. Воздух пахнет дождем. Я медленно сползаю по стене и опускаюсь на землю, сгибая колени. Прислоняюсь cпиной к дому — ищу в нем опору.

1. Продавец в булочной, в Престоне. Мне было шестнадцать.

2. Разносчик газет в Бротоне. Я быстро выучил, в каких домах были собаки.

3. Сортировщик почты в Маунт-Плезант.

4. Разнорабочий в юго-восточном Лондоне.

5. Смотритель галереи в одном местечке в Сохо. Я был счастлив, как никогда.

6. Водитель грузового фургона в Лидсе.

7. Натурщик в Лидсе.

8. Кладовщик в Sainsbury’s, на Кентиш-таун.

9. Офисный уборщик. Помню все эти фотографии жен, детей и собак, наклеенные на мониторы.

10. Водитель такси в Лондоне.

Я не спал всю ночь. Хотя надо было поспать: сегодня мне никак нельзя упасть в обморок или оказаться в больнице. Но вместо этого я гулял. Ходьба успокаивает меня, стоит только поймать ритм. Правда, в последнее время он не слишком быстрый, но со своей задачей справляется. Я кружил по Хэмпстеду, пока ноги не начали ныть. Каждый час или около того я останавливался возле фонаря, вынимал из кармана клочок газеты и подносил его к свету:

Церемония прощания пройдет на кладбище Хайгейт, затем в 13:00 состоится поминальная служба в приходской церкви Св. Иоанна в Хэмпстеде. Без цветов. Сбор пожертвований в Фонд помощи раковым больным им. Марии Кюри.

Едва солнце встало, вся моя энергия будто бы рассеялась вместе с темнотой. Дойдя до скамейки, я сел на нее, но не позволил себе сомкнуть глаз. Спать было уже поздно. Час спустя мои ноги и руки все еще казались ватными, будто у тряпичной куклы. Пришлось доковылять до супермаркета на Хит-стрит и встать у входа, стараясь перехватить чей-нибудь взгляд. «Не найдется немного мелочи?» Терпеть не могу так делать, но мне очень нужно было поесть. А люди все шли и шли мимо. Наконец, женщина с тремя белыми пакетами остановилась и с улыбкой протянула мне круассан, еще теплый. Даме на вид было лет пятьдесят. Одна из тех уютных женщин, глядя на которых легко представить, как они заварят тебе чай и выслушают, поглаживая по руке.

— Спасибо.

— Вы куда-то идете?

— На похороны.

На ее лице отразилось сочувствие.

— Я нормально выгляжу?

Взглянув на меня, женщина принялась рыться в пакете.

— Вот, держите, — произнесла она наконец, протягивая мне яблоко. — Я работаю в благотворительной организации. Мы помогаем бездомным.

Никогда не любил это слово. Выслушав женщину, я взял у нее визитку.

— Простите, но мне пора, — указываю на часы, которых у меня нет.

Она неохотно кивает.

Глядя на свое отражение в окне одного из офисов — агентство по недвижимости: фото на листах А4, списки дел в аккуратных пластиковых рамках, — я, как смог, пригладил свои волосы. Потом съел яблоко, все целиком: и прохладную белую мякоть, и сердцевину, и даже черные семечки, вытер пальцы о брюки. «Первое впечатление — это самое главное, — любил повторять мой отец. — Изменить его потом очень трудно».

Ныряя в ворота церковного дворика, я слышу звуки органа. Двери храма открыты. Высокий седой мужчина в белом стоит, сложив руки на животе, и разговаривает с женщиной преклонных лет.

Я опоздал. Я уже почти упустил тебя. Нет, я пришел рано. Я уверен.

Когда я подхожу, викарий смотрит на меня с улыбкой. Мне часто хотелось примкнуть к конфессии, где меня принимали бы без предрассудков, ну или хотя бы притворялись, что принимают. Молча проскальзываю мимо него. Внутри церковь вовсе не похожа на приземистое кирпичное здание, каким видится снаружи. Элегантные колонны переходят в белые своды, окаймленные золотом. Узкий балкон тянется вдоль трех стен. Скамьи — бледно-голубые, как твое имя. В церкви всего человек двадцать, большинство из них — старики. Некоторые сидят рядом. Это заутреня. Я не опоздал. Не упустил тебя. Сажусь на самую дальнюю скамью и беру синий молитвенник с полочки напротив. Страницы тонкие, как паутина, и пахнут пылью.

Я никогда не умел петь. Мелодия ускользает от меня, и я лишь блуждаю вокруг нее в поисках нот. Но все же мне нравится выпускать голос на волю, не думая о том, что сказать. И когда я пою, то в груди рождается чувство, что я почти нашел тебя. Свою дочь. Я почти у цели.