Элис Уокер - Цвет пурпурный

Раз вечером, Мистер __ с Грейди пошли куда-то, мы отперли сундук. В ем охапка Шикового нижнего бельишка, открытки с гадкими картинками, и в самом низу, под его табаком, Неттины письма, целые пачки. Какие толстые, а какие тонкие. Какие открытые, а какие нет.

Как же их забрать? спрашиваю я Шик.

Очень просто, говорит. Мы письма то вынем, а конвертики то оставим, как будто так и было. Он в этом углу сундука никогда не шарит.

Я растопила плиту да поставила чайник. Стали мы конверты над паром раскрывать, письма вынимать да на стол складывать. Конверты взад запихнули.

Я их сейчас тебе по порядку разложу, Шик говорит.

Ладно, только не здесь, говорю, пошли-ка в вашу комнату.

Пришли мы в ихнюю с Грейди комнатушку. Она в кресло села, рядом с кроватью, и письма подле себя разложила. Я на кровати уселась, подушки под спину подложивши.

Вот эти самые первые, Шик говорит. Видишь штемпель.

Дорогая Сили,

Соберись-ка ты с духом да уйди от Альберта. Он плохой.

Как я вышла от вас, он за мной на лошади увязался. Только дом из виду скрылся, он меня нагнал и заигрывать стал. Знаешь, как он всегда. Ах, мисс Нетти, как ты выглядишь и все такое прочее. Я на него не смотрю и дальше себе иду, да с котомками далеко не убежишь, еще и по жаре. Притомилась я и присела у дороги. Тут он с лошади слез и в кусты меня поволок.

Я отбиваться стала и с Божьей помощью так ему врезала, что он отвалил от меня. Взбесился он ужас как. Сказал, раз я такая, то он не позволит мне с тобой переписываться. А тебе со мной.

Я такая злая была на него, меня просто трясло всю.

Вот такие дела, ну в общем подвезли меня до города добрые люди и показали, в какой стороне дом мистера __, проповедника. Можешь представить, как же я удивилась, когда дверь мне открыла девочка, и на ее лице были твои глаза.

Дорогая Сили,

Думаю, рано мне еще от тебе весточки ждать. Шибко много у тебя хлопот с Мистеровыми __ детьми. Но я так по тебе соскучилася. Пожалуйста, напиши мне, как времечко будет. Я о тебе каждый день тоскую. Каждую минутку.

Которую даму ты встретила в городе, ее имя Коринна. Девочку зовут Оливия. Мужа зовут Самуил. Мальчика зовут Адам. Они люди верующие, и ко мне добрые. Их дом подле церквы, где Самуил проповедник, и мы много занимаемся всякими церковными делами. Я говорю «мы», потому как они меня всюду с собой берут, чтобы я не думала, будто я позабытая и позаброшенная.

Но Боже ж ты мой, Сили, как я по тебе скучаю. Я вспоминаю, как ты ради меня принесла себя в жертву. Я люблю тебя всем сердцем,

Моя дорогая Сили,

Я просто в отчаянии. Видать, Альберт правду тогда сказал, что не отдаст тебе моих писем. Так оно, похоже, и есть. Я прикидываю, кто нам может помочь, и в голову приходит только папаша, да только я не хочу, чтобы он знал, где я.

Я спросила Самуила, не наведается ли он к вам, просто узнать, как ты там. Но он сказал, что не может встревать между мужем и женой, тем более они ему незнакомые. Мне было неловко приставать к нему с просьбами, они с Коринной и так делают мне много добра. Но у меня душа болит от горя. Болит от того, что мне не найти работы в городе, а значит, мне придется перебираться в другое место. А если я уеду, что с нами будет? Как я узнаю, что с тобой?

Коринна с Самуилом и с детьми входят в общину миссионеров, так они называются, а эта община часть Американско-африканского Миссионерского Общества. Они были с миссией на западе, у индейцев, а сейчас работают с бедняками в нашем городе. Они говорят, это подготовка к служению, для которого они рождены, быть миссионерами в Африке.

Я с тяжким сердцем жду их отъезда. За короткое время, что я жила у них, они стали мне как родные. Разумеется, не как настоящие родные.

Пиши мне, ежели получится. Вот марки.

Дорогая Сили,

На корабле, по пути в Африку, я писала тебе каждый день по письму. Но только мы причалили к берегу, на меня напала такая тоска, что я их все порвала на клочки и бросила в воду. Альберт все равно тебе не будет давать их читать, так какой смысл? Такое у меня было настроение, вот я и выкинула всю свою писанину на волю волн. Но после я передумала.

Помнишь, ты раз сказала, что тебе ужас как стыдно за все случившееся с тобой в жизни и ты даже не можешь Богу рассказать, а только написать, хоть писать для тебя сплошная мука. Ну вот, теперь я поняла тебя. Неважно, дойдут ли до Бога твои письма, ты все равно их пишешь; и это мне урок. Во всяком случае, когда я тебе не пишу, мне так плохо становится, как бывает, когда я не молюсь. Я тогда замыкаюсь в себе, и меня начинают душить собственные чувства. Мне так одиноко,Сили.