Максим Михайлов - Плач серого неба

— Не знаю!

Да. Так и есть. Но тебе-то какое дело?

— Знаешь. Только не хочешь говорить. Я тебе немного помогу.

— Да на кой хрен ты мне сдался, дядя?

— Тише, тише. Я не разрешения прошу, а готовлю тебя.

— К чему?

— К этому.

Глаза альва непроницаемо черные. Завораживающие. Глубокие. И в этой глубине… И все ближе…

— Что это?.. Что?!

Крик. Чей? Его.

А кто он?

Астан. Его зовут Астан. Он — главарь Мух. Мухи — банда таких же мальчишек как он. Они — важные одушевленные этого города. Город большой и страшный. Они должны стать страшнее него. Чтобы не Вимсберг сожрал Мух, а Мухи — Вимсберг.

Так и будет.

— Нет, сынок, будет не так. Будет гораздо больше. И лучше. Но только для тебя. Ты увидел глину — и вылепил из нее свое счастье. Только ты. Для остальных, боюсь, ничего не изменится. Понимаешь меня?

— Да… папа.

И с улыбкой глядит на отца. В одной только этой улыбке обожания и радости — он сам столько не видел с тех пор, когда началась его память. Но только в улыбке. В глазах — ничего. Пустота.

— …Потом он позвал остальных. И Бурка, и Корсу, и Лапида… И толстяка того, не помню, как звали, мы не говорили никогда, тоже позвал. Все, короче, кто в доме был, пришли. Не могли не прийти же. Он им не просто другом был, он же… он же как отец всем… Хотя и самый младший. Если Астан бы сказал камень на шею привязать и в море прыгнуть — пошли бы и прыгнули. Знали бы, что добра желает. А тут… Не то что-то было. Не то! Он всех позвал, седой каждому в глаза посмотрел, и все ушли.

— Так что же не так? — В улыбке Карла искренности было — как пресной воды в море. Глаза Тронутого с потрохами выдавали стремительно росшее волнение. Девчонка не замечала — ресницы слиплись от слез, да и головы она почти не поднимала. С тех пор, как мы вернулись в комнату, она вцепилась в подлокотники кресла и держала мертвой хваткой, словно только они удерживали ее от падения в исполненную бесконечной жути пропасть. Чтобы взять у Карла чашку кофе, ей пришлось приложить серьезные усилия.

— Может, они с этим стариком о чем договорились, да пошли…как это у вас там зовут… на дело?

— Дядька! Ну ничего ты не понимаешь. Ни на какие дела Астан сам не ходит никогда! Он же главный, ему дома сидеть. И Бурка не отпускает далеко, — глаза девчонки прижмурились, а губы снова запрыгали, — лучше бы я попозже с докладом пришла, ничего б не видела… А у меня мой половинчик на соседней улице живет, я че, виновата?.. — ну вот, опять всхлипывает. — Да я же говорю, этот седой такое плел, такое! Что-то про то, мол, что он Астану отец…

— Гм. Астан же, вроде бы, человек? — негромко спросил я, прекращая прятаться за чашкой с кофе, — а гость, как ты говоришь, альв? Что-то не сходится.

Эк она на меня сразу уставилась! И взрослые-то альвийки так не смотрели, когда я отказывался принимать гонорар иначе, чем деньгами.

— Ты, говорят, сыщик, дядя? И какой же ты, на хрен, после этого сыщик? Альвини много видел? Че, все на альвов похожи? Не знаешь, чо сказать — заткнулся бы вообще!

Последним взглядом она словно добила поверженного на лопатки меня. Отвернулась и молча, сердито завсхлипывала. Карл укоризненно таращился поверх очков, но все равно я догадался не сразу. Ну да. Уши скорее человеческие, сложение хрупче — плечи широковаты, фигура коренастее, чем следует, но совсем чуть-чуть. Не приглядываться — не заметишь. Но если все-таки присмотреться, да приложить к результату реакцию на вопрос о полукровках… Ясно. Но вины я не ощущал — с чего бы? Никто не озаботился предупредить меня о больных местах ранимой беспризорницы — откуда тут взяться мукам совести? Альвы, как я уже говорил, крайне редко живут на улицах. Встретить одну из представительниц гордого народа, особенно столь юную, и узнать, что ее стезя — облегчение кошельков богатых аристократов, — событие достаточно невероятное само по себе, чтобы не заниматься дополнительными изысканиями.

— Хорошо. Извини, продолжай. Итак, ты решила, что Астан — альвини.

— Без тебя знаю, чего я решила, — буркнула девчонка. Прерывисто вздохнула, прошершавила ноздри рукой от кисти чуть ли не до локтя, снова воззрилась на меня. — Это ведь ты к нему приходил вчера? Фамилия — Брокк, так?

— Есть и такая вероятность.

— Да харэ вертеться, я тебя видела. А ты меня, кстати, нет, понял? — Она говорила, а недосохшие слезы сбегали по щекам и скатывались с губ. Шмыгая порозовевшим носом, словно расставляя ударения в доверху налитых бравадой словах, она выглядела особенно трогательно. — Ну, короче, к тебе у меня тоже разговор есть, — одинокая капля сползла на крыло носа, свесилась блямбой — девчонка яростно мотнула головой, стряхнула. — Короче, вот. Астан был сам не свой, отвечаю. Я его давно знаю. И седой этот с ним что-то такое сотворил, от чего старшой съехал с катушек. Его надо спасать. И ты, сыщик, мне поможешь, понял? Потому что твой заказ Астан отдал мне. И я знаю, с кем и о чем говорить, а ты — нет.