До этой точки безупречной черноты добраться не так-то просто. Медленнее, медленнее, стоит ошибиться — слетишь со склона и кувырком туда, откуда начала.
Она посмотрела на часы у себя на руке, но стрелок; не увидела. Какой тут туман! Откуда он внутри комнаты? В стене была трещина. Трещина задергалась, сложилась в крохотную лапку, черно-белую лапку, и приветливо помахала ей. Она вежливо помахала в ответ. С трещинами надо быть вежливой. Она снова потянулась за бутылкой. Легче, подружка, легче… На этот раз получилось. Круг растягивается… вот и дно. Получилось.
Безупречно правильный ливень безупречно симметричных геральдических лилий взорвался во мраке.
— Ну, — сказал Старик, — я уж думал, что мы тебя потеряли.
— Какой сегодня день?
— Четверг.
— А час?
— Два часа двадцать две минуты. — Старик показал ей свои часы.
Она старательно подвела стрелки своих.
— Назад в расписание… Папа, а что ты делаешь дома средь бела дня?
— Размышляю, кого к тебе вызвать — врача или гробовщика.
— Ты остался дома, потому что беспокоился?
— Это очень глупо?
— Это очень мило, папа. Я просто отвыкла от того, что люди бывают милыми.
— А привыкла бить их зеркалами по голове.
— Столько лет с Жоржем, столько времени, когда все было чудесно, а помню я только этот последний день.
— Бывает, — сказал Старик.
— Я выпью три чашки кофе, а потом поищу себе парикмахера. — Маргарет расчесала пальцами жесткие волосы.
— А потом поищешь мне новый дом? — Он уже говорил насмешливо.
— Обязательно, — сказала она. — И буду его вести. Как мама.
Она уставилась на стеклянные дверцы дубового книжного шкафа у дальней стены. Там стояли только четыре книги, буквы на корешках выцвели, и их невозможно было разобрать. Что это за книги — ведь отец ничего не читает? Откуда они взялись? Четыре книги и шесть… нет, семь фарфоровых фигурок. Шеренга слоников. Розовая дама под солнечным зонтиком. Боже праведный! Пудель с мячиком на носу. Восходят ли они ко времени ее матери?
— Папа, какой была мама?
Он недоуменно поглядел на нее.
— Какой она была?
— Не знаю, — сказал он.
Она чувствовала себя такой усталой, такой сонной… У меня желтуха, думала она. А может, меня укусил зараженный комар и я заболеваю энцефалитом. А может, у меня в мозгу опухоль и после операции мне так обмотают голову бинтами, что я стану похожа на дирижабль.
— Маргарет, ты беременна? — спросила Анна.
— Откуда ты взяла?
— У тебя что-то в лице, в выражении.
Маргарет сосредоточенно нахмурилась:
— Кажется, я со всеми принимала меры.
— Теперь тебе надо будет выйти замуж, — сказала Анна. — Тебе кто-нибудь нравится? Я имею в виду, как возможный муж.
Маргарет мотнула головой.
Где-то глубоко внутри себя, у позвоночника, она ощутила движение. Трепыхание, словно рыбка. Микроскопический младенец, свернувшийся, плавающий в своей оболочке. Дракон в яйце. Взмахивает хвостом, будоражит первозданный океан.
Маргарет заглянула в лицо сестры, такое нежное, такое ясное. Как фарфоровая чашка, подумала она. Ее можно разбить вдребезги, но проникнуть внутрь невозможно. За эту глянцевитую прекрасную поверхность, за эту безмятежную целеустремленность.
— Анна, — сказала она. — Я не собираюсь выходить замуж.
Прелестные, чуть подкрашенные губы Анны плотно сомкнулись.
— Какую фамилию будет носить ребенок?
— Ну-у… — Маргарет задумалась. Всплеск хвоста, внезапный рывок, крохотная частица плоти — и столько хлопот. — Может быть, папину. Ему это понравится.
— Ты думаешь?
Маргарет расхохоталась.
— Анна, перестала бы ты изображать безупречную хозяйку дома, идеальную мать, Пресвятую Деву и прочее и прочее! — Возможно, подумала Маргарет, она так долго в них воплощалась, что и совсем перевоплотилась. — Неужели ты еще не заметила? Папа считает, что я прелесть.
Беременность вызвала у нее прилив бешеной деятельности. Она жила наперегонки с младенцем, она состязалась с неуклонным округлением своего живота. С упрямой настойчивостью она осматривала дома и участки, подыскивала подрядчиков и архитекторов. И не находила ничего. Пока однажды утром на первой странице газеты…
— Папа, Джек Мэроней покончил с собой.
Он кивнул:
— Из дробовика в ванной.
Она поморщилась.
— Наверное, он решил, что ванную будет легче привести в порядок.
Самоубийства его забавляют, решила Маргарет. Есть в них что-то необычное, нелепое, глупое.
— Нам придется совсем ее разобрать, — сказала Маргарет.
Читать дальше