Мартин Мюррей - Как сделать птицу

На другой стороне вздымался крутой берег, покрытый зубастыми деревьями, которые, казалось, тянулись к зияющему небу. На нашей стороне была широкая равнина и ряды давным-давно посаженных вязов. Деревья слегка покачивались, был слышен шепот листьев и шум реки. Я замерзла. Гарри отдал мне свою куртку. Я сказала, что не надо, но он все равно отдал. Куртка сохраняла его запах.

Идти наедине с Гарри Джейкобом — это самое замечательное занятие из всех возможных, и я бы ни за что не поверила, что хотя бы одна-единственная рыбешка в целом океане может быть в этот момент так же счастлива, как я. Ничто и никогда впредь не будет иметь значения. И, если даже мне никогда так и не удастся совершить что-нибудь выдающееся, например поступить в театральную труппу, меня это ничуть не расстроит.

Гарри объяснял мне, как они заново высаживают по берегам реки камедные деревья, которые когда-то раньше здесь росли. Он показывал на саженцы, прикрытые картонными коробками из-под молока. Я смотрела, но плохо понимала, что он говорит, потому что была погружена в размышления о том, как же это странно, что ничто другое не имеет значения, ничто другое, кроме нашей прогулки по берегу темной реки. Я до сих пор словно бы вижу, как деревья протягивают в ночь ветви и источают аромат, плывущий по воздуху мягкими невидимыми облаками. Как будто любовь все увеличила, сделала все формы более четкими, а шепот листьев более настойчивым, усилила тихую без-людность тропы, высвободила темноту и предложила ее только нам одним.

— Это странно, — вырвалось у меня помимо моей воли.

— Что странно? — Гарри наклонился, поднял с земли лист, скомкал его в руке.

Я не ответила. Я не хотела проверять, как прозвучит эта мысль, если произнести ее вслух, потому что мое сознание не было настроено на странности. И я не хотела его так настраивать. Я просто хотела пребывать в этой странности, поскольку от этого все становилось большим и громким, но одновременно и тихим. Я не знала способа сказать все это так, чтобы слова не показались слишком сентиментальными или просто неправильными. Гарри взял меня за руку. Он смотрел прямо перед собой, и он начал тихонько напевать. Спустя какое-то время он поднес мою руку к своему лицу и посмотрел на нее.

— Мэнни, у тебя лапки маленькой мартышки. — Он держал мою руку так, будто это какой-то диковинный предмет. Например, осколок старинного фарфора, который вынесло на берег с затонувшего корабля. Мои руки всегда были покрыты множеством морщинок. Если верить Эдди, это свидетельство того, что у меня старая душа.

Лучше всего я помню, как над нами дугой выгибалось небо, словно мы были под ним единственными живыми существами. Мы лежали на спине и следили за тем, как появляются звезды. Невозможно уловить тот момент, когда звезда проталкивает свои слабые лучики сквозь темноту. Она уже просто есть, и все. У меня было такое чувство, что все принадлежит мне. Но не так, как если бы я была собственницей всего этого, а так, что я была во всем этом как равная часть, еще одна стихия; я и качающиеся деревья, порыв ветра, мириады маленьких звездочек, вскрик птицы, пролетающей надо мной, его рука, сплетенная с моей, Гарри Джейкоб. Я могла бы лежать так очень и очень долго, оставаясь простой частицей, входящей в состав этого мира, но он повернулся на бок, чтобы видеть мое лицо.

Я чувствовала, что он на меня смотрит.

Он произнес мое имя. Произнес его так, словно это был вопрос. Но он ни о чем не спрашивал, а просто смотрел прямо на меня, и он был совсем близко. Я чувствовала его дыхание или свое имя в маленьком темном пространстве, разделявшем нас. Я чувствовала и кое-что другое, что, как тепло, исходило от его тела, но это было не совсем тепло, потому что оно проникало в меня и гудело, как миллион пчел, летящих сквозь мои поры.

И именно в это мгновение я поняла, как Гарри никогда не нужно силиться понять, чего же хочет от него жизнь. А я-то все время этим занималась. Гарри не вглядывался в окружающий мир, он просто позволял всему, что видел, проваливаться в его глаза. И теперь я находилась достаточно близко, чтобы тоже научиться это делать. Я повернулась к нему, но мне хотелось быть еще ближе. Мир вокруг меня был спокоен; впервые он не ждал от меня никаких ответов. Я почти физически ощутила вес его век, когда они упали и закрыли его глаза. Я сказала: «Гарри, а ты не хочешь поцеловать меня прямо сейчас?» Потому что, если бы он меня не поцеловал, думаю, я бы сошла с ума. Я услышала, как он засмеялся, а потом, потом все получилось очень просто, его рот соединился с моим, и мы стали целоваться, да, мы определенно стали целоваться.