Хилари Мантел - Убийство Маргарет Тэтчер

Я была бы рада с нею сойтись, но она из тех людей, которые не способны принять дружбу от чистого сердца. С Беттиной, кстати, она ладила лучше — хотя, насколько я могу судить, у них двоих не было ровным счетом ничего общего. Беттина мне периодически плакалась: «Эта женщина вечно торчит в моем подвале!»

«И что делает?»

Она кривилась: «Предлагает помочь».

«Это не преступление».

«Может, она лесбиянка? Как ты думаешь?»

«Откуда мне знать?»

«Я видела, как вы с ней пили чай».

«Ага, верный признак. И потом, она же миссис, помнишь?»

«Миссис, — презрительно повторила Беттина. — Знаю я таких. Может, решила, что так респектнее будет».

«Респектабельнее, ты имеешь в виду?»

«Да какая разница? Лесбиянки, между прочим, часто замуж выходят».

«Точно?»

«Сто процентов».

«Преклоняюсь перед твоей житейской мудростью».

«Да ты погляди на нее! — стояла на своем Беттина. — С нею явно что-то не так».

«Щитовидная железа? — предположила я. — Может быть. Она худая. И руки дрожат».

Беттина кивнула: «Глаза навыкате. Мм… Похоже».

Мне жалко их обеих. Беттина отправилась в своего рода гран-тур, зарабатывая на жизнь в Старом Свете, — время от времени нанималась на работу, брала кровь в различных городах Европы, чтобы когда-нибудь вернуться домой и осесть безвылазно, как она говорила. Родственники миссис Батхерст обитали за границей, и она их не навещала.

После того памятного ужина — катастрофа, возможно, случилась по моей вине — я бы, наверное, предприняла новую попытку сблизиться, фильм вместе посмотреть или что еще; вот только, как уже говорилось, я снимала квартиру в Стейнсе, в тридцати пяти минутах от вокзала Ватерлоо, а миссис Батхерст недавно переехала с Хайгейт в Кенсал-Грин. «И как там?» — поинтересовалась я. «Дыра», — лаконично ответила она. В середине лета она взяла отпуск на две недели. Против своего желания, изнывая от страха, на самом-то деле, — но Мазок укатил на какую-то конференцию, и она осталась без куратора.

В день перед отпуском она пришла в мою пещерку и села, закрыв глаза ладонями. «Миссис Батхерст, — сказала я, — может, Лондон не для вас. Это суровый город, даже для меня, не подходящее место для одинокой женщины». «Тем более вашего возраста», — подумала я, но вслух не сказала. Она посидела немного — возможно, обдумывая мои слова, — и отняла ладони от лица.

«Двигайся дальше, таков урок, — сказала она. — Переезжай каждый год или хотя бы каждые два. И тебе будут постоянно встречаться новые люди. Верно?»

Мое сердце рванулось к ней. Я быстро черканула на листке свой адрес.

«Заглядывайте как-нибудь, когда придется. У меня диван пустует, спать на полу не нужно».

Она не хотела брать листок, но я настояла, вложила ей в руки. Какая холодная кожа! Словно кирпич из-под земли откопали. Так, срочно пересматриваем диагноз насчет ее щитовидной железы.

Она не приехала, конечно. Я не переживала — и вообще, хорошо, что не приехала, ввиду того что я знаю о ней сейчас, — но я сознательно не стала спрашивать, чем она занималась в отпуске. В первый день по возвращении миссис Батхерст выглядела опустошенной. Я справилась: «Вы что, подрабатывали?»

Она опустила голову, куснула губу, отвернула от меня свое круглое бледное лицо. Она раздражала меня время от времени; будто не понимала английского языка, не улавливала смысла присказок и сленга, которым пользовались все люди нашей профессии. «Так или иначе, вам повезло. Вы пропустили весь переполох, миссис Батхерст. Неделю назад к нам влезли грабители». Помню, пришла утром и застала миссис Ранатунгу и Денниса. Миссис Ранатунга заливалась слезами, комкала в руках тряпку, свой рабочий инструмент. А у дома стояла полицейская машина.

«А поподробнее? — Миссис Батхерст внезапно оживилась. — За наркотиками влезли?»

«Да, старина Перелом так и сказал. Видно, думали, что мы храним лекарства в кабинетах. Обыскали подвал, побили все стекло. У холодильника дверцу почти оторвали. Стащили образцы Беттины. Ума не приложу зачем. Что они будут делать с кровяными трубочками?»

«Вот уж не представляю, — миссис Батхерст покачала головой, словно подобное поведение было выше ее разумения. — Что ж, пойду посочувствую Беттине. Бедняжка. Как она пережила этот шок?!»

Однажды в субботу, после долгого утра на Харли-стрит, я решила задержаться в городе и побродить по магазинам. К двум часам дня я валилась с ног от жары и давки. Прокатилась на экскурсионном даблдекере, притворившись финской туристкой, и вытянула ноги, благо рядом оказалось свободное сиденье. В отдалении погромыхивало, жара перед грозой сделалась особенно липкой. Иностранцы кучковались на островках безопасности и в парках. Зеленая листва деревьев казалась мокрой, свисала гроздьями, негромко шелестела и тяжело колыхалась. Возле Букингемского дворца бросилась в глаза клумба с геранями — алыми, будто кровь, словно сама земля кровоточила сквозь тротуары. Караульные гвардейцы, мнилось, вот-вот свалятся в обморок прямо на посту.