Николай Студеникин - Перед уходом

Телевизор был старенький, допотопный еще, звук у него хриплый, а изображение, и без того бледненькое и расплывчатое, пряталось за белыми мельтешащими точками. Точек плясало много, и похоже было, что там, за стеклом экрана, шел снег, крупный, как в театре. Халабруй виновато покашлял и сказал:

— Алексия, попа старого, племянник приезжал хоронить. Из самой из Москвы! — Халабруй поднял палец. — Доктор телевизорных наук. Специалист! И не то чтоб, скажем, старые лечить, а новые придумывает, цветные. Хоть и неудобно было, однако я к нему подошел, спросил. «Новый, — говорит, — вам надо купить. Вот и все решение проблемы. Ваш морально старый стал. Вроде детекторного приемника. О-дрях-нел! Тем более здесь — в зоне неуверенного приема». Так ведь не получается никак — новый-то! И штраф этот еще… — Халабруй опасливо понизил голос.

— Все! — Витька шлепнул ладонью по столу. — Осенью куплю вам новый. Решено и подписано. Обжалованью не подлежит.

Мать, выйдя из комнаты, сказала с сомнением:

— Твоими бы устами…

— А вот посмотришь! Я своему слову хозяин пока. Наташк, будь свидетелем!

— Посмотрю-посмотрю, — с улыбочкой согласилась мать и спрятала руки под фартук.

«Может, долг за нее отдать?» — подумала Наташа. Сморщив лоб, она прикинула, сколько денег осталось в кошельке. Рублей девять она могла оставить матери безболезненно, а больше — никак. Сама-то она перебьется — бутылка кефира, батон за тринадцать копеек, работа у нее сейчас нетяжелая, а вот Андрейка… И Наташа решила: «С Витей поговорю. Сложимся, завтра отнесу Капитанской Дочке…»

Когда ходики с кошачьими неутомимыми глазами показывали уже без нескольких минут десять, в кухонное окошко кто-то постучал. Наташа вздрогнула — отвыкла она от этих стуков. Мать отодвинула занавеску — небо за окном было густо-синим, — всмотрелась, щурясь, и махнула рукой:

— Заходи давай! Ничего не слышу!

Вошла продавщица Тоня. Алчно покосилась на красноватые, цвета петушиного гребня или пламени под пеплом, туфли на платформах, рядышком стоявшие у порога, сказала:

— Здравствуйте все! Приятного аппетита! — И Наташе с непонятной обидой и упреком: — Что ж ты не сказала-то? А я как дурочка дома сижу — жду…

Наташа смутилась:

— Мне показалось: хватит!

— А в чем дело? — осведомился Витька.

— Да вот, Витя, — заспешила, заторопилась Тоня, нервно теребя большую, приколотую к яркому кримпленовому платью брошку, — сказала я ей, сестричке твоей, чтоб ты зашел… или кто другой, если вам хорошо посидеть не хватит, а она, видишь, забывчивая какая…

— Ну, не знала я! Не поняла! Не додумалась!

— Ладно, сейчас сходим. Делов-то! — сказал Витька, набрасывая на плечи пиджак.

Мать встрепенулась:

— Ты куда это?

— На кудыкину гору, — был ответ. — Или я арестованный?

— Ох, окрутит она его, — сказала мать, когда Витька и Тоня вышли за порог. — Как пить дать — окрутит.

— А и пусть, — отозвался Халабруй, безуспешно вращая ручки телевизора. — Там не получилось, здесь, может, выйдет что. Детей-то, слава богу, нету.

Мать не стала возражать ему — только поправила занавеску на окне, зацепившуюся за колючий цветок, и задышала часто. Витька с Тоней тем временем вышли за калитку — в пахучую, стремительно сгущающуюся тьму. Оглядев безлюдную улицу, Витька облапил Тоню за плечи. Она сбоку заглянула в его лицо:

— На танцы пойдем? — и торопливо отстегнула брошку.

— Зачем? — удивился Витька. — Пусть бы висела.

— У ней края острые — рубашку порвешь, — Тоня порывисто обняла его за шею. — Витенька, солнышко ты мое! Неделя ведь. Соскучилась-то я как…

Мимо, по самой середине улицы, выставив напоказ плоские наручные часы, прошли три девочки со сложными самодельными прическами, одна — на высоченных, подламывающихся каблуках. Они шествовали медленно и чинно, будто не замечая, что сзади плетется орава мальчишек, их ровесников. Но вот один из этой юной поросли свистнул, чтобы привлечь внимание девчонок, а второй, в белой рубашке, петушиным голосом запел:

Девчонки на миг потеряли чопорность: прыснули и оглянулись. Та, которая на высоких каблуках, чтоб не упасть, схватилась за руки подружек.

— Занесли? — спросила мать о подушках и перине.

— Ну? — коротко ответил Халабруй.

— Прожарились от души, — сказала Наташа.

Витька добавил, щурясь:

— Да, солнце сегодня… Как в Молдавии! Эх, и чего у нас тут Черного моря нету и виноград не растет?