Ховард вернулся к Рённев, которая не ложилась и ждала его, и рассказал обо всем.
— Их было двое. Одного я огрел дубиной. Думаю, что он это не скоро забудет — по-моему, у него кость хрустнула. Я попал по левому плечу.
— А ты разглядел, кто это?
— Нет. Но мне кажется — хотя точно сказать не могу, — что он волочит левую ногу.
Как бы там ни было, на следующий день они узнали, что Керстаффер накануне вечером свалился с сеновала и расшиб левое плечо. И сильно, добавил тот, кто принес эту весть, похоже, кость сломал.
Еще через несколько дней стало известно, что у Керстаффера дела плохи. Плечо у него ужасно разболелось, так что он глаз не смыкает ни днем, ни ночью.
Ховард договорился, что Ларе посторожит картофельное поле. Он отдал ему свою дубину.
— Но, думаю, она тебе не понадобится, — сказал он. — Теперь, по-моему, долго все будет тихо.
Так оно и оказалось. Картофельное поле больше никто не трогал.
Прошло еще несколько дней. И Нурбюгда узнала, что двум хусманам из Берга пришлось перевезти Керстаффера в город, в крепость, к фельдшеру, или как там его. Этот фельдшер, конечно, немец, но бывал на войне и свое дело знает. Плечо-то загноилось.
Сначала было позвали старуху знахарку, она решила, что плечо вывихнуто, но рука так болела, что до нее и дотронуться нельзя было. Керстаффер уже и бредить стал. Тогда-то Монс Мюра снес его в лодку. Они проплыли озеро, а потом по крохотной речушке к городу. Пришлось грести четыре мили в каждый конец, и дорога туда и обратно заняла три дня. Керстаффер остался в крепости и с ним его семнадцатилетний сын. Хусманы рассказывали, что фельдшер только головой покачал, когда взглянул на плечо Керстаффера. В жизни еще не видел, чтобы так с сеновала падали, сказал он.
Прошло еще несколько дней. И как-то под вечер в Ульстад наведался редкий гость, Монс Мюра.
— Дело у меня необычное, — начал он. — Тут одному из наших помешанных очень на тебя поглядеть хочется. С одной стороны, он из них самый сумасшедший, с другой — и самый умный. А ясновидящий он — это уж точно, это все в Берге знают. И из тех, кто к перемене погоды воет. Ну так вот: он целый день твердит, что ему поглядеть на тебя хочется. «Хочу на Ховарда поглядеть. Хочу поглядеть на сеновал, который рухнул на Керстаффера!» — твердит он. Остальные помешанные от этого делаются беспокойными, ну я и подумал, что надо бы к вам заглянуть…
Ховард пошел с ним в Берг.
— Сейчас, без хозяина, в подвале хуже, чем всегда, — сказал Монс, когда они вошли во двор усадьбы. — Ты же знаешь, что самых спокойных Керстаффер выпускает работать на участке, а сам с плеткой присматривает за ними. Пока в подвале народу поменьше, можно хоть чистоту навести. А сейчас мы их выпускать боимся, потому что только Керстаффер управляется с ними. Вот и сидят они взаперти и кидаются кашей и всякой дрянью. Я тебе сразу скажу — вид этот не из приятных, так и знай.
Вид и впрямь был отвратительный. Помешанные сидели по стенам в темном подвале. Из двери разило такой вонью, что кружилась голова. Внутри было темно, и слышался лязг цепей. Люди правду говорили: кое-кто из помешанных был прикован к стене.
— Мы пробовали привязывать их веревками, — пояснил Монс, — но они их перегрызают.
Прямо против входа сидел человек, одетый в мешковину и тряпки. Рядом с ним стояла чашка с едой. Он устремил взгляд на вошедших. Таких умных и проницательных глаз Ховарду не доводилось видеть. Человек молча сидел в вонючей полутьме и просто смотрел, как будто взглядом хотел прожечь Ховарда насквозь. Остальные что-то бормотали или бессмысленно смеялись, мели пол руками и мазали себя грязью, как это делают слабоумные. Только этот один сидел спокойно и смотрел.
— Он тут самый опасный, — объяснил Монс. — Сам Керстаффер его боится.
Долго еще, куда бы ни шел, чем бы ни занимался Ховард, он чувствовал на себе этот взгляд. И потом, стоило ему услышать знакомый вой к перемене погоды, он снова видел эти глаза.
Крепкий он все-таки мужик, этот Керстаффер. Держит у себя под подом помешанных, и так каждый день, всю жизнь. И похоже, ему это даже нравится.
— Как-то много лет назад Керстаффер решил: жалко ведь, что такая силища без пользы для хозяйства пропадает, — рассказывал Монс. — И вот Керстаффер спустился в подвал и снял с него кандалы, да, я с ним тоже ходил. Не успели снять кандалы, а он возьми и вцепись в глотку Керстафферу, я насилу его оттащил. Керстаффер целую неделю потом говорил только шепотом. С тех пор так он и сидит.
Читать дальше