Мартина Боргер - Кошачьи язычки

— Ну ладно, — говорит она. — Выпьем за сегодняшний вечер. Никто не против? А вообще говоря, что-то я устала. Может, двинем потихоньку?

Постель действительно свежая, абсолютно белая, мне, пожалуй, удастся поспать. Я — никакая, слишком много выпила, как, впрочем, и остальные.

Не в пример еде вино оказалось хорошее. Я тщательно его выбирала, хотела, чтобы в этот первый вечер мы пили нечто совершенно особенное. Додо все равно, она пьет все что нальют, а Нора предпочитает вина позднего урожая, самые лучшие и дорогие, как учил ее отец. Старик Тидьен, конечно, сам ничего другого в рот не брал, истинный консерватор — во всех отношениях.

В сущности, я не питала к нему неприязни, меня он никогда не доставал. «А, это малышка Баке — ну, играйте, девочки», — говаривал он. Но однажды, в разгар занятий, вдруг позвонил мне, не поставив Нору в известность. Уговаривал стать крестной матерью его первого внука, Даниеля. Нора будет тяжело переживать мой отказ, сказал он. Неужели экскурсия во Францию важней для меня, чем многолетняя дружба с его дочерью?.. Он задействовал все риторические приемы, даже предложил на три дня прервать поездку и быстренько смотаться из Франции в Гамбург и обратно, все расходы, он, разумеется, брал на себя, для Норы ему ничего не жалко. Мне едва дурно не стало, я же выдумала эту экскурсия ради отговорки. Одного слова «Пиннеберг» мне хватало, чтобы понять: я скорее умру, чем вернусь туда за чем бы то ни было. Заботу Нориного отца о счастье дочери я понимала и одобряла, но помочь ему ничем не могла.

Лишь спустя много лет, когда ни госпожи Тидьен, ни господина Тидьена уже не было в живых, я почувствовала себя в силах снова посетить пресловутое место событий. Нора прожужжала мне все уши, на сей раз — о предстоящей конфирмации Даниеля, теперь мы встречались во время наших путешествий, и я догадывалась, с каким удовольствием она познакомила бы меня и Додо со своей образцовой семьей. Что ж, теперь могу, сказала я себе, теперь я достаточно сильная. Прошедшее казалось мне далеким, даже развод уже не пугал, я пять лет в одиночку тянула галерею Давида и чувствовала себя вполне уверенно. Я тщательно подготовилась, голову себе сломала, подбирая подарки, даже придумала отговорку, чтобы не идти на мессу: ближайшая церковь находилась на Розенхоф, где все еще жила Сюзанна.

Когда я по телефону рассказала Додо о своем плане, она пришла в ярость. Она решила, что я ее предаю, но я попыталась все разумно ей объяснить. Не насторожится ли Нора, если мы будем постоянно отклонять ее приглашения? «Я еду к ней в первую очередь для того, чтобы у нее не возникло никаких подозрений. Я для нее то же, что и ты. Понимаешь, что я имею в виду?»

Додо не понимала. Ладно, ты знаешь, что делаешь, сказала она наконец. Что до нее, то у Фионы немедленно разыграется очередное воспаление среднего уха. На том мы и расстались.

Я поехала в Пиннеберг и горько пожалела об этом. Это место надо обходить стороной, как чумное.

При этом Нора приложила все усилия, чтобы мне было хорошо и я не слышала ее жалоб: непросто организовать семейное торжество за три дня, да так, чтобы красивый фасад как-нибудь не рухнул. С сыном они вечно о чем-то спорили, а дочка, эта Мириам, оказалась избалованной до предела, между собой дети тоже вечно ссорились — как кошка с собакой, а Нора поселила их в одной комнате, откуда без конца доносились крики и рев, но, наверное, это нормально для семьи, где есть дети.

Ахима я всячески избегала. Мой визит не мог его обрадовать. В понедельник утром я сидела в столовой с его старым отцом, и тут он вошел попрощаться. Мы даже не подали друг другу руки, и он сказал: «Ты — воплощенная благопристойность, Клер. Рад был повидаться». Он лгал, он боялся меня. Нора, впрочем, до самого вечера того понедельника все надеялась, что среднее ухо Фионы придет в норму и Додо появится. Она запланировала провести с нами еще два дня, и я не спешила ее разочаровывать.

Больше двадцати лет между ними двумя я находилась в положении канатоходца. Прежде чем открыть рот, приходилось десять раз подумать. Я приучила себя говорить по возможности на нейтральные темы и далеко обходить опасные зоны. И я очень рада, что сегодняшний вечер не омрачен никакими недоразумениями, хотя Додо изрядно набралась, и я побаивалась, как бы чего не вышло. Она бывает агрессивной, и тогда непросто привести ее в чувство, но все обошлось.

Только бы удалось заснуть. Или просто отключиться, чтобы в голове остались только приятные мысли. Первое время мне это удавалось с Филиппом, я обнимала его, прижимала голову к его спине и успокаивалась. Когда мне снился страшный сон и я просыпалась разбитой, он утешал меня, гладил, пока я снова не засыпала. Наша спальня была моей крепостью, твердыней, я была уверена, что уж здесь-то со мной ничего не случится. Так я когда-то думала. Как же я была близорука!