Андрей Иванов - Бизар

Это был Тяпа. Его наконец-то положили на обследование. Доктор попросил, чтоб я помог ему наладить с ним отношения: перевести и унять пациента – Тяпа снова скандалил. Я даже не успел вытянуться на койке как следует, а меня уже тянули к нему в камеру. Два часа на визит – каждый день! Хотел отказаться. Насильно втолкнули со словами: ваш друг… поговорите с вашим другом… а то он кричит от одиночества! Вам вместе хорошо будет!

Тяпа попросил, чтобы я ему накрутил самокруток, рассказал, как довел всех до ручки в Сундхольме, как они там взвыли, в конце концов не вытерпели, когда он начал орать и ломать все вокруг, закрыли в карцере и держали там, пока не перевели сюда. Я так и не понял, что он таким образом выгадал, но спрашивать не стал. У Тяпы был уже записан в голове монолог, он работал, как настоящий магнитофон, бобины крутились, рот открывался, закрывался, слова летели:

– Значит, жалобы на ногу все-таки приняли всерьез. Во как! На рентген возили, снимок ноги делали. Еще бы! Я ж с пятого этажа упал в проем лифта, прикинь! Инвалид с детства…

…и т. д., и т. п., все то же, по кругу…

Слава богу, меня быстро избавили от друга. Пришел бледный доктор и сказал, что самое страшное подтвердилось. Я обмер. Доктор сел на мою кушетку. Снял шапочку.

– Вы должны понять, что я вам сейчас скажу, молодой человек, – сказал старичок, – потому что есть вещи, которые… надо принять, потому что их еще можно поправить…

– Что такое? – спросил я.

– Только не нервничайте…

Я покрылся испариной.

– …у вашего друга серьезное положение с ногой… он справедливо жаловался на боли, и мы несправедливо ему не верили. Штифт в бедре сместился на три сантиметра! Как он вообще все это выносит? Ужасно. И почему этот штифт ему не удалили? Не понимаю… Его надо было убрать еще два года назад! О чем врачи думали?..

Доктор попросил меня все это мягко перевести Тяпе.

– Только не нервируйте его, потому что ему предстоит серьезная, очень серьезная операция, – говорил старик.

– Ему отнимут ногу? – спросил я.

– Нет-нет, что вы! Будут вынимать штифт, отвезут в центральную больницу… Но ведь это – операция, молодой человек!

Тяпу увезли: попросил накрутить ему побольше на дорожку, – два часа крутил, весь табак, что был у него накоплен, весь пустил на самокрутки!

Стало тихо. Ходил на прогулки. Ни с кем не говорил. Была возможность сблизиться со шлюхами (за пачку «Мальборо» отсасывали прямо в коридоре у киоска), но воздержался. Собирал успокоительное, накопил огромное количество; не мог спать… накручивал себя: пальчики, пальчики… проваливался ненадолго под утро, видел мои пальчики: они были солдатами в странной форме, маршировали вокруг меня, а я отдавал им приказы, из меня тянулись трубки, солдаты-пальчики маршировали, что-то пели…

Передали письмо от Дангуоле: очередной пересмотр дела закончился неудачно, остается единственное: надежда на гуманитарный позитив (недомогание или еще какая-нибудь чушь). Той же ночью выдавил стекло из окна. Сперва замазку ложкой снял; долго ковырялся, полночи, тишина стояла мертвая, каждый звук, как по нервам; выдавил стекло подушкой. Съел все сонники. Выбрал осколок поострее… Сел на пол, долго держал в руке, и, когда начало смаривать, собрался и резко: раз-раз!.. Чуть подождал и раз! И еще! Вошел в раж. Еще! Одну руку, другую…

Приемный покой, уколы, швы, ремни, уколы, изолятор… таблетки… serenese, rivotril, clozapine, zyprexa [92]… сон… растолкали, обматерили, заковали, погрузили, отвезли в Гнуструп.

Психушка для отпетых криминалов. Для самых обезбашенных. Так называемая подводная лодка, – «ubad [93]», – по форме постройки: длинный коридор с круглым окном с одной стороны и точно таким же окном с другой стороны, круглым, как иллюминатор.

Маленький Томас был первым, с кем меня познакомили. Я его спросил: «Почему тебя прозвали „маленький“?» Он был отнюдь не щуплый парень и не дохлый. Лилле Томас заикаясь объяснил: «По-отому „маленький“, что есть Бо-ольшой Томас. Вернее, длинный, Ллланг. Он тут давно… Бывший ба-ба-ба… ба-аскетболл-боллист!.. А потом пришел я, и… тоже Томас. Стали пу-пу-путать! Чтобы не путать, решили меня назвать „ма-аленьким“, а другой так и остался „Ланг“. Всех устраивает. – Прошептал: – Поку-курить хошь?» Зажмурившись, красиво, без запинок, пропел:

У него в комнате была огромная красная коробка, на которой большими белыми буквами было написано: WOODSTOCK [95]; он зарядил бонг, сделанный из литровой пластмассовой бутылки кока-колы, мы затянулись, и понеслась…